Литературоведение
Анатолий Бурцев,
доктор филологических наук, профессор
Повести и рассказы Н. Габышева как
объекты исторической памяти
Николай Алексеевич Габышев (1922–1991) – творческая личность широкого диапазона, журналист и писатель, талантливый переводчик, фольклорист и критик. Наиболее существенный вклад он внес в искусство малой прозы, хотя в его активе есть и ряд повестей.
По образованию Н. Габышев – филолог, окончил литературный факультет Якутского учительского института (1940) и Высшие литературные курсы при Литературном институте имени М. Горького в Москве (1975). Трудовую деятельность начал в качестве учителя Чокурдахской школы в Аллаиховском районе. В 1946 году участвовал в Индигирской этнографической экспедиции, занимался сбором фольклорного материала. Н. Габышев одним из первых осознал, какое богатство содержит фольклор Русского Устья. Он обошел пешком, объехал на собачьих упряжках, проплыл на лодке весь обширный Аллаиховский район, чтобы записать и сохранить для потомков песни, сказки, частушки, легенды, бытовавшие в среде русских старожилов. Правда, собранный им фольклорный и этнографический материал долго пролежал без движения, и только в 1986 году Институт Русской литературы АН СССР (Пушкинский дом) выпустил сборник «Фольклор Русского Устья», содержащий уникальные памятники народного творчества. Эта книга стала, по общему признанию, «поэтической исповедью, самосказанием таинственной русской души». Позднее не без участия Н. Габышева поездку на Колыму и Индигирку совершил В.Распутин, в результате в его замечательной книге «Сибирь, Сибирь» появилась обширная глава, посвященная Русскому Устью.
Н. Габышев и потом, работая в Якутском книжном издательстве и в редакции журнала «Хотугу сулус», часто бывал в Заполярье, многие его повести и рассказы посвящены людям северного края, который стал для него родным и близким.
Первое произведение Н. Габышева – очерк «Юкагиры» – появилось в 1946 году, и с этого времени он стал регулярно печататься на страницах республиканских газет и журналов. В его творчестве представлены самые разные жанры.
Существенный вклад писатель внес в развитие жанра повести. В первом ее образце – «В далеком Амычане» («Ыраах Амычааҥҥа”,1951) – на фоне происходящих на Крайнем Севере преобразований воспроизведена хорошо знакомая автору школьная среда. Он сразу же зарекомендовал себя как знаток человеческой, в частности детской, психологии, создатель глубоко индивидуализированных характеров. В следующей повести «Пламя голубого камня» («Күөх таас чолбоно», 1957) вслед за Н. Якутским писатель обратился к индустриальной теме – в ней изображен нелегкий труд геологов, разведчиков алмазных месторождений. «Северная повесть» («Хотугу сэһэн», 1961), подобно «Беде» Н. Мординова, раскрывает поведение людей в трудный час: герои попадают в сильный шторм, терпят крушение, но выдерживают все испытания, оказавшись в безлюдной тундре. Повесть «Цветы Колымы» («Халыма сибэккилэрэ”, 1967), тоже посвященная Северу, содержала морально-этическую проблематику, в ней показывались взаимоотношения отцов и детей, связь поколений. В еще одной повести «Осенняя радуга» («Күһүҥҥү кустук”, 1988), носящей автобиографический характер, Н. Габышев поведал о перипетиях научной экспедиции, обнаружившей скелет мамонта.
Попыткой создания крупной эпической формы явилось оставшееся незавершенным произведение «Любящим взором» («Таптыыр харахпынан»). По авторскому замыслу, оно было задумано как роман, но его незаконченный вариант, построенный как хроникальное повествование, а не как изображение широкой панорамы жизни общества, скорее всего представляет собой документальную повесть. Она тоже, как и «Осенняя радуга», во многом носит автобиографический характер и воссоздает судьбу довоенного поколения и историю современника – молодого учителя, мечтающего стать писателем.
Главный герой Максим Мандаров, выпускник двухгодичного Учительского института, продолжает учебу в Якутском педагогическом институте, но в связи с материальными проблемами вынужден перейти на заочное отделение. В одно время с ним на литературном факультете учился Софрон Данилов, да и большинство его однокурсников, скорее всего, имели реальных прототипов. Захар Куйарский со школьных лет начал печататься и уже в 17 лет стал редактором районной газеты. Знаток античной мифологии, поклонник Гомера, всегда одетый по моде, он привлекал всеобщее внимание. Ким Чахов успел получить известность как переводчик, его заветная мечта – перевод на родной язык «Мертвых душ» Гоголя. Тонкий ценитель фольклора, он называл своим кумиром старого олонхосута Говорова, которого ставил рядом с Д. Джабаевым и С. Стальским. Никон Кириллин, самый старший по возрасту среди однокурсников, успел поработать учителем, много читал, в том числе труды Гегеля и Шопенгауэра. Он тоже вынужден прервать учебу и уехать в сельскую глубинку, чтобы работать директором школы и заботиться о своей старой матери.
В повести возникает образ Якутска того времени: студенческие общежития на Сэргэляхе, знаменитый пятый корпус, не менее известная пельменная на Романовке, Залог, Сайсар, Якутский театр, Центральная библиотека, Никольская церковь, улицы имени Белинского, Короленко, Попова. В городе много молодежи, студенты пединститута общаются со своими друзьями из кооперативного, медицинского, финансового техникумов. Воссозданы эпизоды культурной жизни города: в театре ставится спектакль по драме Суоруна Омоллоона «Кузнец Кюкюр», идет фильм «Поднятая целина» по роману М. Шолохова. В тексте упоминается целый ряд реальных фигур – писатели Амма Аччыгыйа, Суорун Омоллоон, Элляй, политик Емельян Ярославский, красные партизаны Гаврил Егоров и Кеша Алексеев, генерал Анатолий Пепеляев.
«Приметами» времени являются также идущая в кинотеатрах города документальная лента «Линия Маннергейма» или эпизоды уничтожения архивов «врагов народа». На комсомольском собрании обсуждается персональное дело студентки, не проявившей бдительность и не разоблачившей своего отчима, объявленного «врагом народа». Студенты спорят о международном положении, о «мирном» договоре с Германией. Они понимают, почему с осени 1940 г. было введено платное обучение и прекращена выплата стипендии.
Н. Габышев глубоко раскрыл умонастроения и чаяния молодежи предвоенной поры, их стремление к культуре, жажду знаний, патриотизм, несмотря на материальные трудности и другие тяготы жизни в то сложное время. Максим Мандаров происходил из бедной семьи. Отец погиб, когда ему было пять лет, мать больная. Он добывает хлеб насущный случайными заработками: переводит рассказы русских писателей для Радиокомитета, нанимается грузчиком, в крайнем случае, скрепя сердце, продает свои книги. Каждую свободную минуту использует для чтения. Так как герой выступает в роли alter ego автора, по кругу его чтения можно судить о литературно-критических взглядах самого писателя.
Прежде всего обращает на себя внимание широта читательских интересов Мандарова. Его внимание постоянно приковано к зарубежной классике, начиная с античной литературы (Гомер, Сапфо, Овидий), включая писателей эпохи Возрождения (Данте, Шекспир, Сервантес), нового времени (Руссо, Шиллер, Гюго, Твен) и кончая таким малоизвестным тогда автором, как Конрад. Широко представлена в списке его чтения русская литература: Гоголь, Тургенев, Гончаров, Толстой. Из советских писателей герой отдает предпочтение Горькому, Шолохову, Фурманову. Наконец, в поле его зрения находятся представители родной якутской литературы – С. Кулачиков-Элляй, Д. Сивцев-Суорун Омоллоон, И. Винокуров-Чагылган, Н. Павлов-Тыасыт, Е. Сивцев-Таллан Бюрэ и другие. Упоминается также некий Антин Айалов, всегда небрежно одетый, известный своим несуразным поведением, но очень талантливый молодой поэт. Можно предположить, что речь шла о И. Слепцове-Арбите, авторе знаменитой поэмы “Волны” (“Долгуннар”), которая тогда получила распространение в рукописи. Однажды юному Максиму случайно попалась напечатанная в журнале “Чолбон” повесть-предание П. Ойунского “Кудангса Великий”, и он был поражен мощью и трагическим величием легендарного героя.
По своему пафосу и содержанию к повести “Любящим взором” близка еще одна повесть Н. Габышева “Студент погиб на войне” (“Студент сэриигэ өлбүтэ”, 1976). Она была посвящена памяти молодого поэта Васи Иванова и имела документальную основу. В 1939–1940 годах автор учился вместе с ним в Якутском учительском институте. В повести использованы письма и стихотворения В. Иванова и их однокурсников.
Василий Наумович Иванов, уроженец Кюкейского наслега Сунтарского района, родился в 1923 году в бедной, многодетной семье. Окончил Элгэйскую семилетнюю школу. Уже в школьные годы его стихотворения печатались в пионерской газете “Бэлэм буол” (“Будь готов”), наряду со стихами С. Данилова, И. Эртюкова, П. Тобурокова, Т. Сметанина. В 1938 году В. Иванов приехал в Якутск и поступил в Техникум связи. Там царила атмосфера, напоминавшие нравы, описанные Помяловским в “Очерках бурсы”, поэтому через год он стал студентом отделения якутского языка литературного факультета Учительского института. Н. Габышев учился тогда на отделении русского языка, они жили в одной комнате Сергеляхского общежития. Студенты очень тепло отзывались о своих преподавателях: историке П.У. Петрове, философе А.Е. Мординове, литературоведе В.В. Яковлеве, преподавателе якутского языка, будущем профессоре Л.Н. Харитонове, декане факультета Т.А. Шубе, с именем которого была связана популярная шутка – перефразированные слова Ф.Достоевского о “Шинели” Гоголя: “Все мы вышли из шубы Теодора Абрамовича”.
Тогда в институте и на рабфаке учились С. Васильев, Н. Заболоцкий, И. Чагылган, Г. Вешников-Баал Хабырыыс, Г. Боескоров. Уже приобрели известность Семен и Софрон Даниловы, Л. Попов, И. Эртюков. В институте действовал литературный кружок под руководством К. Урастырова, издавался рукописный журнал “Күөрэгэй” (“Жаворонок”), его редактором был В. Чиряев. В журнале была опубликована поэма “Волны” Ивана Арбиты, который в предвоенные годы снискал широкую популярность.
В институте, и особенно в общежитии, постоянно происходили оживленные дискуссии о русской и родной литературе. Студенты смело обсуждали произведения “сброшенных с парохода современности” А. Кулаковского, А. Софронова, Н. Неустроева, репрессированного П. Ойунского. Вася Иванов в письме Н. Габышеву, отправленном в мае 1941 года, прямо поставил вопрос об отношении к наследию классиков: “Ама Кулаковскай, Софронов, Неустроев, Ойуунускай, Күндэ улахан суруйааччылар буолбатахтар дуо? Итинник дьоннорунан киэн туттубаппыт дии билигин. Иһэхпитигэр тэпсэбит, сырдык ааттарын хараардабыт» [1]. Позднее Семен Данилов в стихотворении “Моим однокашникам” (“Бииргэ үөрэммиттэрбэр»), посвященном Н. Габышеву, назвал пединститут «нашим лицеем». То есть, еще в довоенные годы, до выхода работы Г.П. Башарина «Три якутских реалиста-просветителя», в среде якутской интеллигенции, студенческой молодежи складывалось объективное мнение об основоположниках национальной литературы.
Н. Габышев позволял себе роскошь не быть злободневным, избегать назидательности и публицистического пафоса. Но будучи современником таких эпохальных событий 20-го столетия, как Великая Отечественная война и самоотверженный труд советских людей в тылу, он не мог игнорировать их в своем творчестве, но делал это не прямо, а опосредствованно, в художественном преломлении.
Как признавался сам писатель в повести «В поисках мамонта», он испытывал определенный комплекс в связи с тем, что не участвовал в войне, хотя и по состоянию здоровья, и по официальной броне был освобожден от призыва на фронт [2]. К тому же в годы его творчества тема Великой Отечественной войны из конкретно-исторической постепенно превращалась в историко-нравственную, служащую как источником национального опыта и памяти, так и мерилом общественных и человеческих ценностей. Как бы то ни было, великое эпическое событие века незримо присутствует во многих произведениях Н. Габышева. В рассказе, посвященном писателю-фронтовику С. Саввину-Кюн Джирибинэ, упоминается служивший герою талисманом на войне старый торбасик его маленькой дочери, который он хранит как зеницу ока («Детский торбасик»).
Война наложила отпечаток на судьбу Татьяны Мандаровой, героини рассказа «Серебряная береза»: ее братья погибли на фронте, сама она уже шестнадцать лет ждет пропавшего без вести любимого человека. Герой рассказа «Миша и Плисада» после войны уехал на Север, благополучному городскому существованию под боком ставшей мещанкой подруги юности он предпочел образ жизни одинокого «тундрового медведя». Старая Варвара, участница Чурапчинского переселения, увезла с собой в далекий Булунский район щепотку земли с родного аласа и в трудную минуту вдыхала ее запах («Родная земля»). Так в рассказах Н.Габышева возникает образ целого поколения, опаленного войной и поэтому получившего название «потерянного» поколения.
В нескольких произведениях писателя нашли отражение события Гражданской войны в Якутии. В рассказе «В Алазее» («Алаһыайга») воспроизведен один из эпизодов того времени. Начальник местной милиции по поручению председателя ревкома должен по пути в соседний улус заглянуть в затерянный среди тундры большой дом, служивший ночлегом для путников. С некоторых пор в нем будто бы завелись «злые духи», и люди перестали там ночевать. В рассказе представлен глубокий анализ такого экзистенциального чувства, как феномен страха. Его испытывает мужественный человек с «говорящей» фамилией Орлосов. Оказавшись в пустом доме, он с самого начала ощутил, что кто-то в нем есть, но обойдя все комнаты, никого не обнаружил. Потом приказал себе «не трусить», стал собирать дрова и растапливать печь. Поужинав, начал раскладывать спальный мешок. Когда в соседней комнате раздался громкий скрип, он невольно вздрогнул, потом снова с винтовкой в руках обошел весь дом.
Только стал укладываться спать, как в дальней комнате что-то упало и покатилось. Тут же раздался ужасный, отвратительный крик. У Орлосова волосы зашевелились на голове, он судорожно сглотнул сухоту в горле. Вдруг растворилась дверь, и из глубины комнаты на него пополз черный гроб, нечеловеческий хохот заставил сердце Орлосова задрожать. Из гроба медленно поднялся невероятно бледный старик с мутными, почти белыми глазами в длинной черной рубахе. Выкрикнув что-то, Орлосов нажал на спусковой крючок, но выстрела не последовало – винтовка вдруг оказалась незаряженной. Старик вышел из гроба и двинулся прямо к нему, подняв руки с длинными костистыми пальцами. На его лице застыла какая-то невиданная, жуткая улыбка, и он снова расхохотался.
От страха Орлосов уже ничего не соображал, сердце колотилось где-то в горле. Промелькнула мысль, что надо бежать. Но вместо этого он отшвырнул винтовку, выхватил из кармана пистолет и дважды выстрелил. Старик закричал страшным голосом, попятился и, споткнувшись, упал в гроб. «Человек!» – только и подумал Орлосов с невероятным облегчением… Оказалось, что роль нечистой силы до поры до времени успешно исполняли скрывавшиеся от красных белые офицеры. Они обосновались в подвале пустого дома и ждали наступления весны, чтобы перебраться в Америку.
Исторический контекст проступает и в рассказе «Незваные гости» («Ыҥырыллыбатах ыалдьыттар»). Автор-повествователь приезжает в Русское Устье и встречается с потомком русских переселенцев из Центральной России Семеном Шкулевым. Он рассказал историю американского торговца Гарри, который в годы Гражданской войны наведывался к ним и за бесценок скупал пушнину у местных охотников. Это был жестокий и наглый человек, из жадности устранивший своего компаньона. Шкулев даже показал могилу того американца, которого тогда убил Гарри.
Таким образом, многие произведения Н. Габышева имеют реальную жизненную основу и могут рассматриваться как тексты индивидуальной памяти автора. Вообще художественная литература «нередко выступает в качестве места памяти» и становится «особым хранилищем», «убежищем» памяти. Она содержит благодатнейший материал для воссоздания исторической и культурной памяти народа. В этом отношении повести и рассказы Н. Габышева служат объектом «репрезентации и восприятия прошлого в авторской интерпретации» [3].
Таким образом, Н. Габышев зарекомендовал себя как один из самых искусных художников слова в национальной литературе, очень взыскательно относившийся к собственному творчеству. Известно, что он отверг три варианта повести «Любящим взором» и собирался заново переписать «Звезду голубого камня» и «Северную повесть». Его произведения отличаются глубоким психологизмом, нравственно-философским пафосом, сюжетно-композиционной завершенностью, сочным языком.
Примечания
- «Разве Кулаковский, Софронов, Неустроев, Ойунский, Кюндэ не являются большими писателями? К сожалению, сегодня мы не гордимся ими. Наоборот, смешиваем с грязью, искажаем их светлые имена». См.: Н. Габышев. Таптыыр харахпынан: Роман, сэһэннэр. – Дьокуускай: Бичик, 2002. – С. 215.
- Габышев Н. Таптыыр харахпынан: Роман, сэhэннэр. – Дьокуускай: Бичик, 2002. – С. 176.
- Романова Л.Н. «Воспоминания» А.Я. Уваровского как место памяти // Северо-Восточный гуманитарный вестник. – 2016. – № 4 (17). – С. 56.
