Литературная критика
Сергей МОСКВИТИН
А король-то голый!
«Переверзин Иван. Книги с доставкой в OZON.ru. Закажи сейчас!» – заманивает реклама с различных «уголков» Интернета.
Иван Переверзин (10.03.1952) – человек для Якутии не посторонний. Наш земляк родился в посёлке Жатай. 10 лет работал рабочим в совхозе «Нюйский» и леспромхозе Ленского района, шесть лет – директором совхоза. Затем стал начальником управления сельского хозяйства и заместителем главы администрации Ленского района.
Писать начал с 30 лет. Автор двух публицистических книг и нескольких сборников стихов, первый из которых был опубликован в 1991 году. В 1994-м вступил в Союз писателей России. Лауреат премии журнала «Наш современник», литературных премий Союза писателей России «Традиция» и «Северная звезда». После двух лет работы в правительстве республики Иван Иванович ответил согласием на предложение из Москвы стать заместителем по экономике и финансам главного редактора концерна «Литературная Россия». В 2000 году И.И. Переверзин возглавил Литературный фонд России. Столь стремительной литературной карьеры не добивался ещё ни один якутянин.
И столь скандальной репутации. Как только не называет его центральная пресса! «Переделкинский король» и «нью-Бендер» («Московский комсомолец»), «Якутский механизатор российских писателей» («Новая газета»), «Оборотистый коммерсант современного разлива» («Литературная газета») и т. д. Писатели обвиняют его во взяточничестве и воровстве, ведут с ним устную и письменную борьбу, а финансовыми делами Международного литературного фонда, к которому он также имеет нынче отношение, занимается прокуратура. И хотя он проигрывает один за другим суды по искам писателей, тем не менее, продолжает управлять финансами и собственностью литературных фондов. Последний скандал – прямо во время суда Иван Переверзин избил известную поэтессу Надежду Кондакову («Литературная газета», 9 июня 2010).
Настоящим потрясением для меня стало расследование писателя Михаила Кустова, опубликованное в «Московском комсомольце» в декабре 2008 года. Обратившись в отдел кадров академии имени Плеханова, он выяснил, что И. И. Переверзин ни заочно, ни очно не учился и не заканчивал эту академию. Кроме того, фамилия Переверзина И. И. не значится и среди выпускников Высших литературных курсов (Литературного института им. М. Горького)! А ведь наш земляк чуть ли не в каждом интервью с гордостью заявляет о том, что окончил эти два престижнейших вуза России!
Признаться, мне никогда не нравились стихи Переверзина. Ни в бытность его работы в Ленске, ни в нынешний московский период. Поэтому, когда Переверзина кто-нибудь хвалил, я всегда пожимал плечами: может быть, я чего-то не понимаю? Мне всегда казалось, что стихи у него – бессюжетные, незапоминающиеся, корявые. Такие прочитаешь – и в голове ничего, кроме недоумения, не остаётся. Между тем Переверзин, перебравшись в Москву, продолжал завоёвывать литературные позиции, активно публиковаться в центральных изданиях и толстых литературных журналах. Высокий пост этому способствовал. В 2004 году выходит его солидный (по объёму) сборник «Стихотворения» в московском издательстве «Академия поэзии» – твёрдый переплёт, 576 страниц. В этой книге его называют «замечательным русским поэтом», а известный московский критик Владимир Бондаренко выдаёт целый панегирик автору в своём предисловии «Серебряная точность слова». В 2007-м в Москве двухтысячным тиражом выходит сборник стихов Переверзина «Цветы любви», где в аннотации говорится: «Стихотворения мастера отличает изысканная лиричность, искренность чувств, лёгкая, прозрачная рифма, особое, свойственное только большим поэтам умение различать в простом и обыденном загадочное и возвышенное». Наконец, поступила в продажу изданная в 2010 году тиражом 2000 экземпляров книга Переверзина «Грозовые крылья». Объём её впечатляет: большой формат (15х22х4 см), 664 страницы плюс 11 цветных иллюстраций. И снова упражняется в славословии известный поэт Лев Котюков, открывая сей «книжный кирпич», снова называет Переверзина «замечательным русским поэтом», сравнивает его с Михаилом Исаковским и Борисом Корниловым и возносит до небес.
Впрочем, о поэте судят по стихам, а не по скандалам. Что ж, давайте поподробнее ознакомимся с последней книгой нашего земляка.
«Книга Ивана Переверзина, состоящая из избранных стихов, – своеобразный этап творческого пути известного русского поэта» – читаем в аннотации. Что ж, избранное – это всегда лучшее, не правда ли? Давайте начнём с первого стихотворения сборника – как правило, любой автор всегда стремится поставить на открытие особенное, сильное стихотворение, чтобы заинтересовать и увлечь читателя (орфография и пунктуация сохранены):
Твоё имя
Едва смог выйти из тумана,
как окунулся вновь в туман.
В моей душе такая рана,
куда там боль от старых ран!
Пусть эта рана ножевая, –
Но кровью напрочь изойдя,
мне не войти под кущи рая,
чтоб разрыдаться, как дитя…
В аду сгорю я, чёртов грешник,
за то, что от шальной любви
построил вдруг такой скворешник,
что в нём подохли соловьи…
Тогда ты в душу и вонзила
свой нож, сгорая от стыда,
что, видно, зря меня любила, –
и не разлюбишь никогда!
Прости! Я слёз твоих не стою,
но ими, а ничем другим,
я рану, как водой, омою, –
воскреснув с именем твоим.
О душевной ране мы говорим обычно в переносном значении, поэтому и сбивают с толку словосочетания «рана ножевая» и «кровью изойдя» во второй строфе, заставляющие трактовать «рану» в прямом смысле. Вот только можно ли душу поранить ножом?!
Выражение «райские кущи» тоже обычно употребляется в переносном значении (райский уголок, сад, дом). Старославянское слово «кущи» имело значение «угол», а в болгарском, сербохорватском и словенском языках это слово означало «дом». Автор же, получается, собрался войти под сад или под дом, чтобы там разрыдаться (?!). Впрочем, сравнение «разрыдаться, как дитя» тоже неудачное. Дитя плачет, а не рыдает (вспомним пушкинское: «то заплачет, как дитя»). Скворечник автор почему-то предназначает соловьям, а четвёртая строфа, на мой взгляд, вообще лишена какого-либо смысла. Название стихотворения совсем не определяет его содержание.
В книге девять разделов и 589 стихотворений. Давайте рассмотрим первое стихотворение второго раздела (орфография и пунктуация сохранены):
По травам
Погаснет – дальняя зарница
и – вспыхнет новая на миг, –
так в памяти мелькают лица,
один, другой любимый лик.
Календарей смывают струи
Следы рассчётливых измен,
И дней оборванные струны
Сменяет музыка антен…
Приёмник выключу – и ладно!
И буду слушать, как трава
Растёт безгрешно, безоглядно
в колючках зла по краю рва.
Она растёт в воротах рая,
растёт под острою косой,
растёт с тобой, земля сырая,
земля, – омытая росой.
Я правым был и был неправым,
тонул в воде, горел в огне,
и не боюсь ходить по травам,
ведь и они пройдут по мне.
Вы не удивляйтесь, я не ошибся: в книге именно так расставлены знаки препинания, именно так написаны слова «скворешник», «рассчётливых» и «антен». Несмотря на наличие в выходных данных редактора и корректора.
Трудно представить, согласитесь, при всём богатстве воображения, как календарь (а не время) течёт, и струи его смывают следы (какие?) расчётливых (почему-то) измен. Музыку антенн тоже представить не так-то просто, ну, а в суггестивном тумане «дней оборванных струн» рассмотреть какой-либо смысл вообще не представляется возможным. После выключенного приёмника, наверное, хорошо слышно, как растёт трава в колючках зла. Вот только нужно найти место «по краю рва», «в воротах рая» или «под острою косой», а то не услышите. «Земля сырая» тоже, оказывается, растёт, но не любая, а лишь «омытая росой». Кто её, интересно, омыл? И ещё любопытно было бы посмотреть, как это травы, умея ходить, пройдут по автору. Вдоль или поперёк?
Недаром говорят, что о поэте можно судить уже по первой строке. Можно ли судить о всей книге Ивана Переверзина по первым стихотворениям двух первых разделов? Да, безусловно. В книге сотни слабых, беспомощных, корявых стихотворений, доказывающих, что автор плохо владеет и словом, и русским языком, и стихотворной грамотой. Здесь не редкость сбои ритма, несоблюдение размера стихотворной строки, нарушение правила альтернанса. И прочее, и прочее.
Основная тема огромной массы стихотворений в новой книге Переверзина – он сам. Обиды и злоба на врагов, непомерные амбиции, отношение к раю и аду, жизни и смерти и пожизненный душевный раздрай автора кочуют у него из стихотворения в стихотворение, со страницы на страницу и довольно быстро набивают у читателя оскомину. Удачные образы и авторские находки в стихах Переверзина настолько редки, что нисколько не влияют на общее негативное впечатление. С превеликим трудом я осилил сей гроссбух, задавшись целью сделать критический разбор новой книги «замечательного русского поэта», дабы не быть голословным.
Любой уважающий себя стихотворец (я уже не говорю – поэт) знает, что глагольные рифмы – признак поэтической слабости, а однокоренные рифмы – вообще недопустимый поэтический грех. Вот только Переверзин, похоже, об этом знать не знает, ведать не ведает, потому что с удовольствием рифмует глаголы между собой:
Я – уже с эпохою простился,
и врагов-товарищей простил…
Но едва мне образ твой явился,
я забыл, о многом я забыл…
Я забыл, что сердце изболелось, –
и ночами не могу я спать,
я забыл, что песнь любви допелась,
а другой нет силы начинать…
Извините, но у Переверзина именно так: «другой», а не «другую». В книге избранных стихотворений «замечательный русский поэт» использует глагольные рифмовки 498 раз! Мало того, он часто употребляет совсем уж позорные для любого стихотворца однокоренные рифмы: «вижу – ненавижу», «носила – уносило», «может – поможет», «скажет – докажет», «пережить – жить», «прошёл – нашёл», «перестала – устала», «покажет – прикажут», «считать – читать» и т. д. В книге не редкость слабые, беспомощные рифмы: «погасли – о стихах ли», «пересуды – любим», «жалит – поругались», «наверно – мгновенно», «впаривал – подзадоривал», «нежность – вечность», «небом – веком», «церквушка – русской», «бесславья – признанья», «любви – земли», «в дали – любви», «сердце – бессмертье» и т. д.
Не гнушается автор употреблять и банальные, избитые рифмовки, такие, как «берёзы – слёзы» (употреблено в книге 9 раз), «любовь – кровь» (16 раз), «вновь – любовь» (11 раз), «любви – соловьи» (13 раз), «солнце – оконце» (13 раз) и т. д. По-видимому, у Переверзина есть любимые пары рифм, поэтому он использует их так часто. Есть у автора и любимые слова. К примеру, «смерть» и «бессмертье». Первое он любит часто рифмовать со словами «круговерть» и «твердь», а второе – со словами «круговерти» и «сердце»:
Не беда, что глохнет сердце,
не беда, что стынет кровь, –
верю я в своё бессмертье,
верю я в твою любовь.
Есть в книге и такой вариант:
Так, слушайте! Я всё скажу,
всё выдам, что берёг на сердце, –
пройду светло, как по ножу,
в своё бессмертное бессмертье.
Именно так, а не иначе. Свою, пожалуй, самую любимую рифмовку «сердце – бессмертье» Переверзин употребляет в книге ни много ни мало –- 20 раз. На то и любимая. Есть у Переверзина и любимые «эпитеты»: бессмертный, проклятый, прекрасный и красивый. Поэт от сохи позволяет себе поэтические вольности: «боле», «огнь», «сребристый», «златой», «младой», перестановки ударений в словах и т. д. О том, что автор не в ладах с русским языком, тоже свидетельствует множество примеров. Наверное, горе-стихотворец искренне убеждён в том, что уже упоминаемые мною «кущи» – это кусты:
С каждым шагом темней и темней,
и во тьме обступают всё гуще
эти пышно цветущие кущи, –
что навеки воспел – соловей.
А вот ещё пример:
Волна, накатывая, меня облизывает с головы до ног,
облизывает вкусно, будто котёнок жирную миску.
Чайки – то усядутся на влажный зернистый песок,
то круто поднимутся в небо, что синей василиска.
Тут, очевидно, автор попутал (или бес попутал) слова «василиск» (сказочное чудовище, змей, убивающий взглядом и дыханием) и «василёк» (тёмно-синий полевой цветок). В стихотворении «Горевое» темнота у автора почему-то «стояла тишиной во рту», а сам он «горько зарыдал навзрыд». В другом стихотворении автор вспоминает о «бессмертье жизни». Шторм у него «кромешный», роскошь – «малинная», а фундамент «впаянный в бетон». Этот ряд можно продолжить. Пожалуй, прав Михаил Кустов: Переверзин не оканчивал Высших литературных курсов. Об этом как нельзя лучше свидетельствуют его стихи.
Короля, как говорится, делает свита. Свита редакторов известных газет и толстых журналов, принимающая стихи чиновника от литературы в печать. Свита захлёбывающихся от восторга критиков и чиновничьих лизоблюдов. Что ж, свита сделала своё дело – и сам «король», похоже, уверовал в своё королевское величие:
Но что мне грязная молва,
когда в глубинах сердца
вовсю рождаются слова
грядущего бессмертья.
И пусть не мне – моим врагам
Жизнь кажется обидой,
Ведь я герой великих драм,
Они лишь – сброд постыдный.
Впечатляет? Это далеко не всё. Дальше – больше:
Но не где-нибудь там, у порога
вечной жизни, а здесь, на земле
стану я, – как поэт, равен Богу, –
и бесследно не сгину во мгле.
Это далеко не все примеры, поскольку тема-то для Переверзина – любимая. Но я себя ограничиваю:
Я у сестры в гостях по повелению
распахнутых в грядущее стихов,
хоть не слыву и не считаюсь гением,
а мог бы, мог – скажу без дураков.
Заканчивается самовосхваление автора пророчеством:
И всё-таки в борьбе за Слово
Не важно как я назовусь,
но важно, что воскресну снова,
и воскрешу с собою Русь.
Вот так вот. Почти с Божьей миссией, получается, пришёл на нашу грешную землю поэт от сохи Иван Переверзин! Просим любить и жаловать! И почитать!
Подведём итоги. Одна и та же тема, одни и те же рифмы, одни и те же «эпитеты», одни и те же размышления о своём предназначении и самовосхваления – эту вечную жвачку Иван Переверзин жуёт на протяжении всей своей немалой по объёму книги. Переливает из пустого в порожнее, из порожнего – в пустое. Интерес к книге пропадает уже после прочтения первых нескольких стихотворений.
Предыдущий сборник Переверзина настолько же слаб. И раскупается он плохо – с 2007 года до сих пор ещё не распродан, несмотря на усиленную рекламу в Интернете. Книга доступна любому, у кого есть Интернет. Но ведь не берут же! А я вспоминаю, как специально поехал в Мирный, чтобы купить с десяток сборников стихов Алексея Васильева местного издания – себе и членам литературного объединения. Тысячный тираж этой книжки разошёлся почти мгновенно – любят у нас настоящую поэзию! А вот графоманская пылится годами на полках книжных магазинов, несмотря на интернетовские «заманухи».
Мне вот что не понятно: для чего, спрашивается, видные критики и писатели, как сговорившись, поют дифирамбы посредственному рифмоплёту? Для чего Лев Котюков в предисловии к книге «Грозовые крылья» с претензией на высокие материи пишет, комментируя стихи Ивана Переверзина: «В вечности нет условного деления на прошлое, настоящее и будущее, в ней всё существует одновременно, подобно истории земной в нашем сознании. Но одновременность вечности есть творческая бесконечность, где каждое мгновение неповторимо, где всё рождается заново и повторяется, не повторяясь…»?
От такого насыщенного «тумана» на ум сразу же приходит категоричное высказывание Игоря Северянина: «Чем бестолковее стихотворенье, тем глубже смысл находит в нём простак…». К нашему «переделкинскому королю» это имеет прямое отношение. Вот только почему из всей толпы народной до сих пор не нашлось ни одного здравомыслящего литератора, который развеял бы довлеющее над всеми мнение лжепочитателей и лизоблюдов искренним своим восклицанием: «А король-то голый!»?
В ЛАБИРИНТАХ ЗАУМИ И СМЫСЛА
О новых книгах литературного объединения «Фламинго»
Почти пять лет содружеством ленских литераторов управляет Елена Парыгина. За этот период под её началом выпущено в свет десять книг – авторских и коллективных сборников. К сожалению, уровень этих изданий оставляет желать лучшего. А мне «за державу обидно».
Взяться за критическое перо меня заставил тревожный сигнал от одной из читательниц по поводу сборника стихов Галины Лучиной «Из тундровых краёв спешу я в лето» и коллективного сборника «Поэтические тетради». Дескать, стихи просто ужас, а книги выпущены без редактора, с кучей ошибок. На обеих книгах стоит эмблема литературного объединения «Фламинго».
Название книги у Галины Лучиной вызывает недоумение: а что, в тундре лета не бывает?
«Автор выражает глубокую благодарность администрации МО «Ленский район» в лице и. о. Лукьянцева…» (вместо и. о. главы района Лукьянцева). Получается, благодарит человека, который исполняет обязанности Лукьянцева. Смех и грех!
Книга издана без редактора. Как следствие, в ней куча ошибок и слабых мест. Приведу в качестве примера и доказательства несколько цитат.
Пишу стихи тогда,
Когда в душе-прогнозе
Ни радость, ни беда
Не выразятся в прозе.
Что такое душа-прогноз?! И почему в этой самой душе-прогнозе должны выражаться в прозе радость и беда? Где тут вообще смысл?
Вторая цитата: «Под утро возвращаюсь я с гулянок / По мокрой и нетоптаной росе…». Мокрая роса – это то же самое, что мокрая вода. Мокрой может быть трава, но не роса! Нетоптаной также может быть трава, но не роса!
В одном из своих «творений» Лучина пишет: «Родное дотянулось мне сердечко…» (правильно, по-русски, было бы сказать «дотянулось до меня» или «протянулось ко мне»).
Книжка «Поэтические тетради» (Сборник стихотворений участников литературного объединения «Фламинго») получилась ещё более слабой. В выходных данных редактора нет. В числе авторов – Оксана Андреева, Эдуард Андреев, Оксана Бородулина, Татьяна Ершова, Галина Лучина, Павел Поляков, Зоя Пшенникова, Геннадий Сокольников, Светлана Тарасова и Татьяна Холодова.
Приведу несколько цитат:
«За что же Вы очень любезно стащили / С балкона моё беспристрастное сало?», «Идите ко мне! Я вас выпорю хреном!», «О дед! Ты нисколько не лучше, / Стащив это сало на рынке в четверг», «Люблю смотреть, как мочат виадуки / Их вёдра, их фонтаны, их старухи; / И главное – мои худые руки, / И главное – внимание от них!», «Вот и теперь он, затасканный напрочь, / Скручен от ливня, уныл и не свеж, / Сдавленный тучами, взятый за жабры, / Гибнет от мира, где абракадабра – / Это лишь жизнь без отрад и надежд…».
Как вам такая абракадабра?
Это – стихи Павла Полякова.
О Павле стоит сказать особо. В литературное объединение «Фламинго» он пришёл в 2001 году. А в январе 2004-го коллектив исключил его за плагиат. За исключение проголосовали все, в том числе и Елена Парыгина. Вскоре Павел уехал из Ленска, а в 2008 году умер на Сахалине.
Непонятно, зачем было включать в сборник эти нелепые, слабые стихи давно умершего человека? Зачем Елене Парыгиной понадобилось заново принимать в состав литературного объединения эту «мёртвую душу»?
А вот кусочек «творчества» Оксаны Бородулиной:
И бой часов настенных слышен,
Старинных – дедушкин трофей!
И кто-то шаркает по крыше-
Быть может стая юных фей.
Знаки препинания расставлены именно так: где не нужна запятая – стоит, где нужна – нет. Вместо тире во втором случае – знак переноса. Шаркать – это еле волочить ноги. Обычно так говорят про стариков, а тут – юные феи, которых обычно изображают крылатыми. Зачем, спрашивается, им шаркать по крыше? И можно ли сказать стая по отношению к феям?
Зоя Пшенникова в стихотворении «Алмазный край» пишет:
Я любовь к нему в сердце храню.
Край таёжный чарует и манит.
У земли в тайне тайн я в плену.
Где искрятся мечты моей грани…
С первыми двумя строчками всё ясно – это просто штампы. А вот две последние… Вам здесь всё понятно? Мне – нет. Особенно – где искрятся мечты грани автора. Где они искрятся? Не подскажете? У автора, получается, есть какая-то грань, у этой грани есть мечты, и они искрятся где-то в тайне тайн.
Вот стихотворение Геннадия Сокольникова:
Кружка
Вся в полосках трещин. Старушка …
Ярких губ касается квасок.
До краёв наполненная кружка
Шапкой – пенных брызг большой глоток.
Жизнь твоя тебя не изменила.
Всё такой же смотришься. Легка…
А меня вот время притомило –
Прикоснувшись. Дрогнула рука.
Снова лёгкой влагой заискрила,
Словно вновь на отдых пригласив,
Дверца шкафа скрипнула игриво…
Будто в кружке той кваску испив…
Вроде, стихотворение посвящено кружке. Она вся в полосках трещин. Но автор сам себе противоречит: «Жизнь твоя тебя не изменила». Как же так – не изменила, если она вся в полосках трещин? «Ярких губ касается квасок». Надо полагать, у автора губы накрашены яркой помадой. А вроде мужчина… Непонятно ещё, почему это квасок касается губ, а не наоборот. Кружка до краёв наполнена шапкой. Но обычно шапкой называют пену, которая выходит за края. «Пенных брызг большой глоток» – вообще безграмотно. Что такое «пенные брызги»? Пена не брызгает. Брызги – это далеко летящие струи воды. Как глоток может состоять из таких брызг, да ещё и пенных? Автора, выходит «время притомило». Потускнел автор, приходится губы подкрашивать. И не понятно, у кого это «дрогнула рука» – то ли у времени, то ли у автора. Рука дрогнула, кружка упала и разбилась…
«Дверца шкафа скрипнула игриво, будто в кружке той кваску испив» – это вообще полный бред. Только представьте себе эту картинку: дверца шкафа протягивает руку, берёт кружку с квасом, пьёт, а потом игриво скрипит от удовольствия! Да и правильно не «в кружке той кваску испив», а «из кружки той кваску испив».
Вот стихотворение Татьяны Холодовой:
Ночная сюита
Там, где-то в небе – луна.
И лунных бликов полна
В лагуне тихой волна
Голубая…
И этот призрачный блеск
На синий падает лес,
Ложится пена на плёс
Кружевная…
«Ночная сюита». Дело происходит ночью, в тихой лагуне. Лагуна – понятие чисто морское, но плёс – это понятие речное. Про что же тогда пишет автор? Про море или про Лену? Может ли быть ночью волна голубой? Ночью вода чёрная. «И этот призрачный блеск на синий падает лес». Ночью лес чёрный, а не синий. Синим лес обычно бывает утром, в утренней дымке.
Падают обычно сверху. Как это блеск от волны может упасть на лес? Падает снизу вверх? Правильнее было бы сказать «отбрасывает», но не блеск, а свет. На Лене редко бывают пенные волны, как на море. Разве что в сильный ветер. Но автор ведь пишет про «тихую лагуну». Значит, ветра нет, тем более, шторма.
Нахватала Холодова красивых слов и штампов: «ночная сюита», «лунные блики», «тихая лагуна», «голубая волна», «призрачный блеск», «синий лес», «плёс», сгрудила всё в кучу, а в итоге получилась ахинея.
Сборник «Поэтические тетради», на мой взгляд, самая слабая книжка за всю 20-летнюю историю «Фламинго».
В том же 2017 году вышел в свет сборник стихов Елены Парыгиной «Всполохи». Книга изобилует ошибками. Даже в выходных данных вместо «Парыгина» напечатано «Прыгина». Показатель, так сказать, уровня.
В сборнике много стихотворений просто беспомощных (знаки пунктуации сохранены):
Пуделёк в корзинке старой
Крепко спит.
И ему не снятся мари,
Он не в страсти, не в угаре,
У него смиренный вид.
Я ж от пуделька в отличие
Не усну.
Нелегко мне симпатичной
Думать о своём величии,
А самой идти ко дну.
Ещё цитата:
Тишина. И качаются сосны в такт ветру,
Подражая седым облакам.
А вокруг – километры, мои километры,
Никому их уже не отдам.
Тишина. И зима не торопится злиться,
Золотится заря на снегу.
И бормочут в кустах кропотливые птицы,
И куда-то за ветром бегут.
Давайте вместе подумаем: если сосны качаются, то какая может быть тишина?! Обычно сосны качаются, когда сильный ветер, а он свистит и завывает. Тем более, что птицы бормочут (!) Могут ли сосны качаться в такт ветру? Качаются обычно туда-сюда, в разные стороны. А ветер что, тоже дует в разные стороны? Туда-сюда? При этом сосны подражают седым облакам. Надо полагать, облака тоже качаются туда-сюда? А вокруг – километры. Километры чего? Сосен? И можно ли отдать кому-нибудь километры?! Но самое смешное – это то, что кропотливые птицы бормочут в кустах и одновременно куда-то бегут за ветром! (или до ветру?). Представили картинку? Ну и как она вам? Это ещё не всё, как говорил Задорнов. Ни за что не догадаетесь, как называется этот «шедевр». Наберите больше воздуха: «Моей собаке, похороненной под соснами»! Не верите? Можете взять сборник и проверить. Страница 24.
Ещё одна цитата (с сохранением всех ошибок):
В тарелочке на столике
Сто лет лежало манго.
Сто лет мы с милым Кленькой
Ломались в страстном танго.
Столетняя конфетчица
Нас сладким угощала.
Сто лет соседка-сплетница
Про нас – да всё сначала.
И бабочка столетняя
Над лампою кружилась.
В сто лет, как малолетняя,
Я в тебя влюбилась.
Где тут смысл? Особенно впечатляют позорная для любого поэта однокоренная рифмовка «столетняя – малолетняя» (как в пресловутом классическом примере «ботинок – полуботинок») и сбой ритма в конечной строке.
Есть строки, от которых хочется брезгливо поморщиться:
Соблазн прикосновения – и что же?
Терпения мгновенье – адский труд.
Терзает сердце, душу, нервы, кожу
Зловещий зуд.
Ещё парочка примеров из книги «поэтессы Прыгиной»: «О том, что я держу в руках синицу, / Да только вот не вижу в этом прок» (правильно, по-русски, «не вижу в этом прока»); «Убежим с тобой, пока не поздно, / Где следы любви ещё легки» (правильно было бы сказать «туда, где следы любви ещё легки»).
Вот уж действительно: чему может научить других тот, кто сам пишет такие стихи:
Ветер в ивах прячет вечер,
Но часы не обмануть:
Тянут, тянут в бесконечность
Суть.
Тень на клевер налегает –
Гаснут ягодки-цветы.
Кто мне время не прощает?
Ты.
И тоска часов опасно
Сдавливает мою грудь…
Но и всё же так прекрасен
Путь.
«Ветер в ивах прячет вечер» – кто кого прячет? Кто кого тянет? С точки зрения правил русского языка логичнее было бы «Тянет, тянет в бесконечность суть». Но даже в этом случае, согласитесь, слишком корявый смысл. Какая суть? Суть чего? Сплошные недоумения. «Кто мне время не прощает?» Время? А можно ли вообще простить время? Может быть, можно не простить потерянное время, но как можно не простить время в целом? И ещё представьте, как тоска часов сдавливает автору грудь. Часы вообще-то носят на запястье, а не на груди. «Но и всё же так прекрасен путь». Путь куда? О чём это автор?
Сплошные недоумения и вопросы.
Сергей Шестаков за «парыгинский» период отличился особо: выпустил в свет четыре книги, одну из них, сборник «Киевский гамбит» даже переиздал в Москве. Этот сборник – самый слабый в творческом багаже Сергея, он состоит из наивных стихотворных текстов, посвящённых гражданской войне на Украине, и цветных фотографий, взятых из Интернета. В первом издании, например, на 53 фотографии приходится 51 стихотворение. Уровень стихов – как будто их писал школьник пятого-шестого класса. Судите сами:
Испугался Янукович,
А ведь мог не допустить
Ни войны, ни братской крови,
Крым из рук не упустить.
Ещё пример:
Забыт урок войны прошедшей,
Вновь Киев хочет воевать –
Не понимает сумасшедший,
Что проиграет он опять.
Однокоренные рифмы – «допустить – упустить» и «прошедший – сумасшедший» в этом сборнике не единственные, и словно бы взяты из того же классического ряда «ботинок – полуботинок».
В 2019 году литературное объединение выпустило в свет две книги: Елена Парыгина «Графитовая экзистенциальность» (как вам такое название?) и коллективный сборник «В лабиринтах поэт@их душ» (а как вам такое?). Уже сами названия книг вызывают отторжение.
Авторский сборник Парыгиной мало отличается по уровню от предыдущего. Там очень легко заблудиться в лабиринтах зауми и смысла. Странное название сборника никак не объясняется содержанием.
Уже первое стихотворение сборника вызывает недоумение:
Слышишь? Наверное, скоро мы будем драться.
Я не Ассоль, а ты не похож на Грея.
Я Шерлок Холмс, а ты – педантичный Ватсон.
Я нахожу, а ты прячешь мои идеи…
Странная параллель… А что, Ватсон прятал идеи Шерлока Холмса? И можно ли спрятать чужие идеи?
Второе стихотворение сборника:
А Женщина прекрасная, как жизнь,
Даёт советы мудрецам. Смеётся.
Её порывы мысли рвутся ввысь,
Где дом её с названьем ярким – Солнце.
Плотнее горькой терпкости вина
Гардина, за которой ей не спится.
Ведь ночь не для того ли нам дана,
Чтобы увидеть истинные лица?..
Вам что-нибудь понятно? Тогда объясните мне, как может быть гардина плотнее терпкости? Как могут рваться порывы? Истинные лица кого должны увидеть мы ночью?
Третье стихотворение сборника:
Я плаваю в твоих воспоминаниях.
Славная.
Я главная в твоей опочивальне.
Славная.
Я плавно вытекаю в сны-мечтания.
Славная.
Я сладкая реальность нереальная.
Славная.
Непонятно, для чего автор четырежды (!) повторяет слово «Славная». Непонятно, откуда автор вытекает в сны-мечтания: из воспоминаний или из опочивальни. И ещё мне непонятно, какими художественными достоинствами обладает это стихотворение.
Сборник Елены Парыгиной имеет подзаголовок на титульном листе: «Стихотворения». Но вот что странно. Чуть ли не треть объёма книги занимают… рассказы! Для чего-то автор поместила в свою книгу отдельной главой стихи своего брата Александра Белогрудова. Для чего-то посчитала необходимым включить в свой авторский сборник рисунки 15-летней Татьяны Саргас из Витима. При этом акварели девочки не являются иллюстрациями к стихам автора, а помещены отдельным блоком (цветными вклейками) в середине книги. На 13 рисунках изображена девочка-подросток, названий у акварелей нет. Какое отношение имеют эти рисунки к стихам автора – непонятно. Скорее всего, никакого. Получается, у книги «Графитовая экзистенциальность» три автора: Елена Парыгина, Александр Белогрудов и Татьяна Саргас. При этом на обложке значится имя только Елены Парыгиной.
В выходных данных редактора нет…
А вот коллективный сборник с глупым, правда, названием, порадовал тремя хорошими подборками: Натальи Доменицыной, Оксаны Андреевой и Эдуарда Андреева (который, кстати, никогда членом литературного объединения не был):
Вот одно из стихотворений Натальи Доменицыной:
Скоро осень –
Пора стихов.
И стирается лета
Синь.
Строим замки
Из облаков,
Примеряя лики
Богинь.
Сыплет золотом
Листопад.
Кружевами упал
Туман.
Вкус у осени
Горьковат.
И абсентен
Её дурман.
В романтическом поэтическом мире Натальи Доменицыной легко и уютно. В стихах её строки сплетаются меж собой в прозрачную ткань и создают настроение – с улыбками Чеширских котов, тропинками из снов, морскими запахами, фрегатами и бригантинами.
У Эдуарда Андреева поэзия другая – выстраданная, глубокая, с философскими обобщениями:
Мы глупые, смешные человечки.
Рождаемся, живём какой-то миг,
Секунды принимаем мы за вечность,
А в зеркало глядит уже старик.
Мы все – дрова большой вселенской печки,
Несётся жизнь, как солнце – рыжий конь…
И падают смешные человечки,
Как тёмной ночью бабочки в огонь…
У Оксаны Андреевой стихи разноплановые, она пишет на разные темы – образно, доступно, прозрачно. Лёгкость её строк свидетельствует о мастерстве и вдумчивой работе со словом. Вот, например, стихотворение «Предосеннее»:
Ещё не пожелтели листья,
Не закружился листопад,
Но тяжелы рябины кисти
И ярок бархатцев наряд.
Поспела сочная брусника,
В лесу грибной бодрящий дух,
Но зелень трав уже поникла,
Огонь саранковый потух.
Ещё зелёные осины
Трепещут чутко на ветру,
Но ночи холодны и длинны,
Густы туманы поутру.
Кончается медовый август,
Сочны, вкусны его плоды:
Нежна малиновая сладость,
Черны смородины кусты.
Несёт нам август полной чашей
Свои дары. Но мы грустны.
И нити паутин летящих
Легко скользят сквозь наши сны…
Эти три подборки качественно отличаются от всех остальных.
Есть, конечно, и в них отдельные шероховатости, но это издержки того, что с рукописью не поработал, как положено, опытный редактор.
Остальные подборки, к сожалению, тянут вниз.
Сборник открывает подборка Елены Парыгиной. Со смешными стихами. Такими, например:
Я неслась по холмам той картины зелёной
В платье цвета оранжевых жаб.
Небосвод, как пирог бархатисто-слоёный,
Выпускал на холмы душный жар.
Я, холмы, небосвод под твоею рукою,
Липкой, как от тахинной халвы,
Оживали, и ты был прекрасно-спокоен.
И назвал ту картину «Холмы».
Надо полагать, если бы автор захотела написать о красном платье, то написала бы «В платье цвета красных жаб», а если захотела написать о коричневом платье, то написала бы «В платье цвета коричневых жаб». При этом небосвод она сравнивает с пирогом, но картина у неё зелёная. Значит, и небосвод зелёный?
В сборник, помимо названных авторов, вошли стихи всё того же Павла Полякова, а также Зои Пшенниковой, Оксаны Бородулиной, Галины Лучиной, Сергея Шестакова, Геннадия Сокольникова, Варвары Бронниковой и Валерия Дмитриева. Уровень этих стихотворений невысок. В выходных данных снова нет редактора.
Создаётся впечатление, что члены литературного объединения «Фламинго» горячо желают выпускать книги – чем больше, тем лучше. Но с заполнением страниц испытывают трудности. По этой причине Елена Парыгина наполняет свой сборник «Всполохи» собственными небрежными рисунками, сделанными обыкновенной шариковой ручкой. При этом одни и те же рисунки повторяются в её книге по пять-шесть-семь-восемь раз, кочуют со страницы на страницу, а потом ещё и повторяются на цветной (!) вклейке. Эти же рисунки фигурируют затем в коллективных сборниках «Фламинго». Сергей Шестаков наполняет свои книги фотографиями, скачанными из интернета. Причём, эти фотографии занимают в его книгах гораздо большее место, нежели стихи. В коллективных сборниках появляются авторы, не имеющие отношения к литературному объединению «Фламинго» (Эдуард Андреев, Александр Белогрудов, Татьяна Саргас, тот же Павел Поляков). Создаётся впечатление, что для нынешнего литературного объединения «Фламинго» гораздо важнее количество книг, нежели их качество. Рукописи идут в печать сырыми, минуя редакторские руки. Обидно, что за всем этим стоит не кто-нибудь, а член Союза писателей России. Елена Парыгина после вступления в СПР сильно снизила и свой уровень, и уровень литературного объединения «Фламинго». Вместо повышенной ответственности – полная безответственность.
Для чего книге нужен редактор? Ошибки всегда виднее со стороны. Редактор всегда посоветует убрать слабые стихи; доработать те, что имеют отдельные недостатки. Опытный литератор посоветует изменить название, если оно не соответствует сборнику, подскажет свой вариант. Выскажет общие соображения по структуре сборника. Редактор – этот тот человек, который берёт на себя ответственность перед читателем. Издавать же сырые рукописи – это неуважение по отношению к читателю.
Книги – лицо культуры любого общества. В данном случае – лицо культуры Ленского района. За книги, которые выпустило литературное объединение «Фламинго» за последние пять лет, мне просто стыдно.
