Два рассказа
Анна Варламова – Айысхаана
Варламова Анна Егоровна – Айысхаана, прозаик, член СП России и СЖ России – родилась 2 января 1952-го г. в Хангаласском улусе.
В 1980-ом г. окончила Якутский государственный университет, в 1998 г. – пединститут по специальности соцпедагог по коррекции отклоняющегося поведения несовершеннолетних. Работала учителем, организатором внеклассной и внешкольной воспитательной работы. С 1996 по 1999 г. методист-редактор редакционно-издательского отдела ИПОРО.
Печатается с 1988-го г. Первая книга рассказов «Хахсаат тыал» («Весенний ветер») вышла в 1993-го г. Вторая книга «Күн бэлэҕэ» («Дар солнца») в 1995-ом г.
С 1995-го по 2019 гг. Айысхаана работала ответственным секретарем журнала «Чолбон». В настоящее время на заслуженном отдыхе.
Лауреат 1 степени республиканского конкурса «Долг и честь – служить народу». Отличник образования РС (Я), отличник печати РС (Я). Награждена знаком «За вклад в социально-экономическое развитие Хангаласского улуса». Почетный гражданин 1 Жемконского наслега Хангаласского улуса.
«Ожидая на берегу…»
Бэтмен
– Родненькие мои, идите пить чай. Жаркое остывает, – протяжным голосом позвала внучат Бабушка Даайа, которой хоть и было почти под семьдесят, но она каждое лето выезжала на дачу за городом, садила огород, ухаживала за цветами, и эти заботы не были ей в тягость. Никто ей не ответил, тишина. «Куда же они подевались? Вроде вот только недавно слышала их голоса», – подумала она.
Бабушка Даайа позвала еще раз. Опять без ответа. Старушка с удивлением огляделась по сторонам, движения её стали резче. Крикнула в третий раз. Энергично размахивая руками, обошла свой участок. Внуков нет. «Неужели сбежали в город?» – мелькнула мысль в голове. Сердце забилось чаще. Но засов на заборе закрыт. Она же сама вызвалась следить за ними, чтобы на свежем воздухе уберечь их от тяжелой болезни, которая началась где-то за границей и заразила весь мир, начала корить себя за то, что на минутку отвела взор от внуков, за короткое время в голове пронеслись разные мысли, от которых становилось страшно.
В это время её внуки притихли в глубине сарая, где хранился всякий ненужный хлам. Они слышали, что бабушка их звала, но себя не выдавали. Бабушка Даайа прошла было мимо забитого старьем до порога сарая, но на всякий случай решила проверить и распахнула перекошенную дверь. Услышав, что за стоящим задом к ней старинным шкафом что-то глухо стукнуло, старушка, застревая между ним и стеной, устремилась вглубь. Там она и обнаружила Дениску с Айкуо сидящими в шкафу, только глазёнки в темноте блестели.
– Ах, вот вы где сидите, оказывается? – возопила бабушка. – Сколько раз я вас звала, почему не откликаетесь? Напугали совсем… Ну, пошли. Проголодались наверно.
– Нет, не пойдем! – мальчик семи лет надул губки.
– Что такое?
– Мы не хотим есть, – твердым голосом подтвердила слова брата девятилетняя Айкуо.
– Ну-ка, это что такое случилось с вами? – нервно задрожал затылок у бабушки, застрявшей между двумя шкафами. Она подумала, что дети не в духе из-за того, что скучают по дому и на даче плохо ловит интернет.
В это время из бумажной коробки, стоявшей сбоку от шкафа, вспорхнул и забил крылышками по земле воронёнок. Дети одновременно схватили его и усадили между собой.
– Ты смотри, у них еще и воронёнок завелся, – удивилась старушка. – Отпустили бы, зачем мучить птицу…
– Он не может летать.
– Мама его застряла в заборе и умерла. Из-за того, что у вас плохой забор… – с укором к бабушке заворчала Айкуо.
– На каком таком заборе?
– А вот тут, – девочка показала пальцем на границу с соседями. – Этот маленький воронёнок не отходил от мертвой матери, нам стало жалко и подобрали его с земли.
– Всё из-за этого забора. Почему у нас нет нового, хорошего забора, как у других? – теперь и Дениска упрекнул бабушку. Старушка понуро вышла и прошлась вдоль покосившегося на смежную сторону забора. За густыми кустами, на стыке обитых жестью досок, висела вниз головой застрявшая обеими ногами бедная мать-ворона. Стараясь вырваться из плена, она до последнего вздоха молотила по захватившим её в клещи доскам крыльями так, что на них осталось всего несколько перьев. От увиденного у Бабушки Дарьи защемило в сердце. Она была поражена тем, как мать-ворона боролась за жизнь. И за всеми этими муками снизу с ужасом наблюдал бедный пушистый воронёнок, который только и мог, что беспокойно бегать между зарослями багульника, а когда потерявшая силы мать перестала двигаться и её начали пожирать насекомые, никто не знает, сколько дней голодный птенец тщетно ждал её пробуждения… Внучата, голубушки, пожалели бедную сиротку и взяли его на воспитание, и от этих мыслей у бабушки по груди прошлось теплое дуновение. Чувствительное сердце, сострадание – вот основы, на которых зиждется жизнь земная. Только тогда, когда они возобладают, вокруг тебя установится крепкое, спокойное житьё.
Бабушка Даайа притащила лестницу, освободила останки вороны от плена забора, завернула их в платок и побрела вглубь двора. На обратном пути хотела было зайти к спрятавшимся в сарае внукам, но не решилась и ссутуленной походкой направилась в сторону дома. В мыслях грузом нависли обвинительные слова внучат, и она, склоненная под их тяжестью, уселась в сенях. Тридцать лет назад они купили этот участок у одинокой старушки, тогда еще стоял этот забор, стояли и эти загнивающие сейчас изогнутые столбы. Ни живущие рядом молодые соседи, ни её муж, ушедший из жизни двадцать лет назад, не стали вскладчину их менять. Тогда, на первый взгляд, они, наверное, казались еще крепкими.
Бабушке Даайе совсем не нравится, когда внуки, что-то напроказничав, валят вину друг на друга. «Хватит! Оба виноваты…», – ставила она свой вердикт и отправляла проштрафившихся детей полоть грядки на картофельном поле. А сейчас такая ситуация нависла над ней самой. Она поняла, что валить вину на тех, кого уже нет на свете: на старушку или мужа – большой грех, а накладывать ответственность на соседей, с которыми столько лет жили в мире и дружбе, тоже не стоит.
Принявшая всю вину на себя бабушка еле умолила внуков прийти поесть. За столом они провели совет, как выкормить и вырастить своего питомца. У девушки-родственницы, по профессии имеющей отношение к животным и птицам, тут же по телефону спросили совета.
– Он же дитя природы, зачем его держите? Немедленно отпустите! Все равно в неволе их невозможно воспитать, – вместо совета звонким голосом затараторила девушка в трубку телефона.
– Я же говорю, что он сирота без матери. Пока он не может летать, дети хотят за ним поухаживать. Чем можно его кормить? – спокойным голосом продолжила выспрашивать Бабушка Даайа.
– Прирученная ворона теряет природную сущность, она уже не будет настоящей птицей. Не сможет даже летать, потеряет навыки находить пищу на земле и деревьях. Отпустите, пока не поздно, не мучайте дитя вселенной.
– Но ведь… надо же ему набраться каких-то сил, тогда и отпустили бы.
– О, даже не знаю, эту птицу сложно воспитывать, – в телефоне послышалось, как глубоко вздохнула родственница. – Ну, можете отварить без соли гречневую, рисовую или кукурузную крупу и давать совсем понемногу. По крупицам, по несколько зёрен… Пойдет и яичный желток. Куриные печень и сердце… – голос советчицы немного смягчился. – Птенцов вороны или ворона люди в доме не держат. Если долго держать в доме, их натура нарушается быстрее. Как только начинают летать, оставляют в том же самом месте, где нашли. Если они жили семьей, может, отец его помнит… Но, как говорят исследователи, если воронёнок теряется больше четырех дней, его родители теряют к нему интерес, забывают, такая у них особенность поведения. Вот такая вот удивительная птица. Ну, может быть, стая, которая обжила эти места, и примет его к себе.
С этого дня у Бабушки Даайа с внуками появились новые хлопоты – ухаживать за воронёнком. Когда выбирали имя, Дениска опередил сестру и не терпящим возражения твердым голосом изрёк:
– Раньше ты назвала морскую свинку Хаарчаной (Снегурочкой) за то, что она была белого цвета, а теперь моя очередь давать имя. Этот воронёнок, чтобы он стал самым сильным и смелым и не давал себя в обиду другим птицам, нарекается именем Бэтмен!
– У него всегда так. Рыцарь Бэтмен в черной маске. Как же ты меня напугал этим костюмом на Новый Год.
– Ты станешь самым неустрашимым черным рыцарем! – Дениска поднял вверх вороненка, которого до этого крепко прижимал к груди, и тот, распахнув маленькие крылышки, вырвался из рук.
– Мы будем садить его на длинный шест и поднимать вверх, и так его постепенно научим летать, – Айкуо рассказала брату придуманный ею способ. Дениске идея сестры очень понравилась.
За полдником, прихлебывая прохладный молочный напиток бутугас, посоветовались с бабушкой и решили содержать Бэтмена не в тесном сарае, а вывести на просторное место. Бабушка вытащила из чердака остатки сетки для звериных клеток. Применяя кое-какие умения в строительстве, начали с внуками сооружать из старого шкафа клетку для Бэтмена. «Пусть дитя свободного неба видит родные бескрайние просторы…» – заключила бабушка, прежде чем взяться за непростую работу.
Дениска с Айкуо весь день без устали крутились вокруг бабушки. Когда приезжали родители, перестали, как раньше, капризничать: «Здесь такая тоска, интернета нет, много комаров…» В городе они с телефонами в руках закрывались по своим комнатам, а сейчас их с улицы в дом не загнать. Девочка с мальчиком с юным проворством помогают, чем могут, бабушке в плотницком мастерстве. А между делом успевают и растения водой полить, и почву на грядках взрыхлить.
В первое время самые большие трудности были в кормлении Бэтмена, раскрывали клювик и давали крупу, но он ни за что не хотел это есть. Сидит пушистым комочком в углу клетки, склонив головку. «Бедненький, кажется он очень тоскует по матери. Бэтмен, не печалься, мы будем хорошо за тобой ухаживать», – жалеют сиротку дети. На что воронёнок отворачивается, показывая, что ему не нравится, когда его гладят, топочет в сторонку.
Дни шли своей чередой. Птенец начал понемногу есть. Мама привезла из города куриные внутренности, не пожалела даже пинцета для выщипывания бровей, чтобы им было удобно подавать пищу в клюв. А бабушка вспомнила, как в детстве ловила рыбу на удочку, и перекопала накопленный в глубине двора перегной. Нашла несколько червей и положила их в банку. Городские дети, увидев на скрюченной ладони бабушки извивающихся червячков, с отвращением сморщили лица. Айкуо с воплем отпрыгнула в сторону. Удивилась, что бабушка, которая до смерти боялась одного вида паука, с таким хладнокровием держит в руке этих тварей. Мальчик, нахмурив брови, внимательно изучал их движения. На ужин птенец с удовольствием съел двух червей. Что весьма обрадовало мальчика с девочкой.
Когда родители, выкроив время, приезжали на дачу с провизией, дети уже не бежали, как раньше, им навстречу. Кажется, что у них нет свободного времени.
– Дениска, может, поедешь с нами в город? – на всякий случай спросила мама, на что сын помотал головой.
– Не поеду в плохой город, где лютует коронавирус, – рассмешил он родных, повторив бабушкины слова.
– Мама, на чистом воздухе мои дети совершенно изменились. Даже стали хорошо есть. Смотри, какие упитанные у них лица, – с благодарностью мама обняла бабушку. – Да и бабушка наша так вкусно готовит.
В знойные дни бабушка водит внуков купаться в ближайшее озерцо. Ожидая их на берегу, Бабушка Даайа печалится от одной мысли. О том, что дети, ухаживая и нянчась с Бэтменом, так к нему привыкли, что не захотят его отпустить и повезут с собой в город в тесную квартиру. Она подозревает, что каждый из них лелеет эту мечту в себе, не высказывая вслух. И поэтому она каждый вечер стала сама выдумывать и рассказывать истории о том, как звери и птицы, созданные для жизни в живой природе, мучаются, не принимая условий среды человеческой жизни. И, как пожилой человек, пытается понять, дошли ли до её золотых птенчиков её установки.
После долгого купания дети поливают огород, ухаживают за цветами. Только после всего этого, когда наступает прохлада, приступают к основному занятию, идут, взявшись за ручки, к пристроенной к покосившемуся сараю клетке.
Бэтмен заметно окреп. Сам с тихим стуком клюет пищу из широкой посуды. Дети выводят его из клетки, гуляют с ним на просторе и посреди леса. Воронёнок расправляет крылышки и помахивает ими. Хочет пробежаться и резко устремляется вперед, из-за чего иногда кувыркается клювом вниз. Временами, словно игрушечный вертолет, вспаривает на высоту стола, но не удерживается и плюхается на землю. Но с каждым днем у птенца прибавляется сил, и все больше Дениске с Айкуо приходится за ним бегать, чтобы догнать и поймать.
Родители радуются, что дети, которые в городе и не выходили на улицу, все время сидя с телефонами в руках, у бабушки круглое лето смеялись и играли, бегали и веселились. Это напоминало им собственное детство.
Осень близилась, погода становилась холоднее, деревья и травы постепенно начали желтеть. И у Бабушки Даайи во дворе растущие там березки кое-где покрылись позолотой. Скоро откроется школа, и вот-вот настанет время, когда дети поедут в город. Им грустно от того, что недалек тот день, когда придется расстаться с Бэтменом, которого они сами выходили и вынянчили. Особенно Дениска ждет того, когда скажут: «Мы разрешаем вам везти Бэтмена в город», следит исподтишка за настроениями взрослых. Но нет, родители, которые стали приезжать чаще, пока обходят этот вопрос.
– Родненькие мои, каждое утро очень рано, на то самое место, где… где случилось несчастье с той матерью-вороной, прилетает одна ворона. Как будто ждет кого-то, смотрит в сторону клетки. А сегодня я увидела, что их стало двое. Понаблюдайте и вы сами сегодня… – взбивая из сливок утренний кёрчех, рассказала бабушка. В это самое время огромная ворона с карканьем, словно ища кого-то, пронеслась над картофельным полем.
Не упуская этого момента, Бабушка Даайа с загадкой проговорила: «Детишки, а если это отец Бэтмена, или другая мать, потерявшая птенца, видит его за клеткой, мучается и хочет взять к себе?..» Дети молча поели из кытыйа кёрчех и встали из-за стола.
Старшая из них, Айкуо, села на корточки на бревнышко перед клеткой и ей стало так жалко следящего за каждым движением кормилицы птенца. «Кто теперь будет тебя вволю кормить, кто будет ласково гладить…», – чтобы почистить клетку, она открыла дверцу и взяла воронёнка в руки. Сын бескрайних просторов в это время вырвался из рук и приземлился во дворе. И побежал что есть мочи вперед.
– Ты же его упустила! – закричал заметивший это мальчик, выходя из сеней. Сложив ладони, словно пытаясь поймать бабочку, погнался за ним. Но споткнулся за ветку и полетел лицом вниз. – Почему без меня открыла клетку? – злился он на сестру, потирая болевшую ссадину на коленке. В это время вороненок, энергично взмахивая крыльями, пролетал расстояния примерно с сажень длиной и уже прыгал между зарослями травы. Через проем в заборе выскочил за территорию двора. Пока мальчик бегал туда-сюда, выискивая место для выхода, Бэтмен был уже далеко и исчез из виду между густых деревьев. Дениска побегал еще и вернулся ни с чем.
– Ты нарочно его отпустила, – вытирая вспотевшее лицо, мальчик исподлобья сердито посмотрел на сестру.
– Дениска, родные все равно не позволят взять Бэтмена в город. Когда мы все уедем, неужели он останется тут один в клетке?
– А почему ты не предупредила и отпустила его без меня? – Дениска упрямо твердил своё. – Я даже не попрощался.
– Но я же не нарочно это сделала. Когда чистишь клетку, он клюет по рукам, поэтому хотела отвести его в сарай. А он тем временем…
– Ну вот и надо было позвать меня. Все ты сделала нарочно, – Дениска и не думал успокаиваться.
– А зачем ты прозвал его Бэтменом? Поэтому он и вырос таким сильным и смелым.
Айкуо вспомнила, как в одной из рассказанных бабушкой историй прирученная людьми птица постарела, ослабела и считала себя самым несчастным в мире созданием, она не знала свободной жизни крылатых птиц и закончила дни в мучениях в тесной клетке, и ей так стало её жалко. Айкуо не хотела таких мучений для Бэтмена, и её не сильно расстроил его побег.
Через два дня родители приехали за детьми. Дениска должен пойти во второй класс, а Айкуо – в четвертый. У бабушки Даайи забот еще было много, поэтому она осталась одна. Когда ставший молчаливым внук печально уселся на дальнее кресло в машине, она с благословением сказала ему: «Ну, родненький мой, не печалься. По вашей доброй воле вы спасли дитя природы. Это все добром возвратится и к вам», – и погладила по головке.
Дней через десять вся семья вернулась на дачу выкапывать картошку. Когда работа была в самом разгаре, в лесу закаркала взрослая ворона. Скоро ей ответила вторая, еще через некоторое время к ним присоединился голос птенца вороны.
– Бэтмен, смотрите, это наш Бэтмен прилетел! – громкий голос мальчишки прозвенел во весь двор.
– Это же он, он! – встрепенулась и Айкуо.
Птенец вороны два раза пролетел по кругу над ними и, следуя за собиравшимися в стаю воронами, полетел на восток.
– Бэтме-ен, проща-ай! – Айкуо сняла красный платочек и помахала им. В её высоком голосе послышалось волнение.
– Возвращайся через го-од! – присоединился к нему тоскующий крик Дениски.
Ненастья жизни
(На основе рассказа подруги, воспитателя детдома)
– Какое подлое предательство! – вскрикиваю я, перебивая рассказ подруги.
– Вот так и случилось, свекровь, которой невестка, вдова с двумя детьми с самого начала не показалась ровней, взяла Фаину на работу в свой магазин и повесила на неё всё, что украли сами за много лет, подвела её к такой беде, от которой никто не спасет. Сын, который работал у матери на доставке грузов, не только не заступился за жену, а напротив, давал такие скользкие показания, от которых её дело стало только хуже, – подруга еще раз подтвердила рассказанное. – Вот так они сговорились и упекли ни в чем не повинную бедняжку на пять лет в тюрьму.
– Вот что случается, когда двуногий из-за своей алчности теряет и совесть, и честь! – выражаю я свой гнев собеседнице.
– Так и сдали оставшихся без попечения мальчиков в наш детдом. Старшему Сереге шел девятый год, он не мог принять той беды, которая случилась в их жизни и был угнетен мыслями, не понимал, за какую вину единственного дорогого им человека, невзирая на её слезы, посадили в тюрьму и мучился из-за этого, все время погруженный в свои печали мальчик долгое время не мог войти в коллектив. Мать писала детям письма, отправляла теплые носки и рукавицы. Младший сын, Степа, был очень бойким мальчиком, таким непоседой, что совался везде, куда только можно, за что часто и получал от кого-нибудь, было ему тогда, кажется, лет шесть… – рассказанная подругой в ту ночь судьба воспитанных в детдоме Сереги и Степы Куклиных сначала опечалила меня, но конец рассказа, то, что они выбились в люди, по-доброму взволновал. – Я нарочно рассказала тебе об этом, может, как писатель, используешь в произведениях. Сама лучше меня знаешь, как и откуда начать, из чего составить сюжет. А время-то позднее, пора мне, путнику, и спать ложиться…
***
Детдом, который был организован больше тридцати лет назад, каждое лето выезжал на дачу. И дети, и работники, все любили проводить лето в созданном природой с любовью прекрасном уголке, на поляне недалеко от реки. С собой привозили двух дойных коров, свиней и кур. Высаживание овощей и цветов, уход за ними были всеобщей заботой. Протока была недалеко, и брызги от купания блистали золотом весь день. Ловля рыбы на удочку, поиск червей и походы за ягодами в урожайные годы были всеобщим увлечением. В это время почти не было случаев побега или самовольных гуляний.
В одно лето братья Куклины и один их неразлучный товарищ стали неприметно теряться на какое-то время, а когда их находили, не смотрели людям в глаза и все время как будто куда-то спешили. Оставляли часть еды, незаметно прибавлялись и в сарае, где хранились продукты, прятали свои пайки хлеба. У никогда не доедающего даже свои порции бледного и худосочного Степки, до этого даже случайно не произносившего слово «добавка», теперь тарелка так и мелькала перед бачком, и он тайком отливал еду в спрятанную под большим свитером посуду с крышкой. Многие стали удивляться их поведению и захотели узнать их секрет. Поводом к усилению наблюдения за ними стал скандал, устроенный кастеляншей из-за исчезновения матраца, хранимого ею в запасе для тех, кто мог намочить постель. Она и так отличалась подозрительностью, могла при раздаче одежды обвинить кого-то в воровстве даже тогда, когда сама стояла, наступив на один из пары носков.
Первой о тайне Куклиных узнала ночная няня, добросердечная тетя Клава. Поздно вечером, когда все другие воспитанники ушли, старший из братьев Серега решил довериться человеку, который мог понять и дать совет, и рассказать ей все как есть. На цыпочках он тихо пробрался в дальнюю комнату, где нянька обрабатывала хлором ночные горшки. Она догадалась, что самый серьезный и рассудительный из детей, Серега Куклин, хочет ей о чем-то рассказать. У не знающего с чего начать, как приоткрыть дверь к важному разговору парня сорвалось из уст:
– Тетя Клава… это… наша мать приехала…
– Ой, когда? Откуда? – от неожиданности спросила няня, хотя и знала о том, что у братьев мать в колонии.
– Освободилась… Дней двадцать, как приехала, – Серега сидел и смотрел на свои ноги в вязаных носках. – Она любит нас. Хочет быть рядом.
– Что может быть дороже ребенка для матери, да и…
– Вот она и здесь, чтобы быть ближе к нам.
– Она здесь? – тетя Клава широко раскрыла глаза поверх очков.
– Ну не совсем здесь, на острове.
– Подожди-ка, как это, одна на острове… и где она там живет?
– Мы ей шалаш построили, – тихо пояснил Серега.
– И-и, бедненькие мои, – погладила бабушка Клава за плечи съежившегося на стуле мальчика, – О, а как же вы переправляетесь через протоку?
– Сначала из пенопласта соорудили плот. Но на нем было опасно. Мать остановила нас. Потом стали переправляться на лодке дяди Данилы. Одалживали, иногда и так брали.
– А, на лодке того человека, который через вас передавал в детдом рыбу? Но на реке, наверно, опасно, – няня протянула мальчику принесенный из дома пирожок с грибами.
– Да, на его, – Серега отправил было в рот пирожок, но, вспомнив о чем-то, удержался и положил в карман. – Река совсем обмелела, совсем не страшно.
– О, все равно вы там поосторожнее! Пусть даже и мелко, – бабушка хотела было встать, но схватилась за сердце и села обратно. – Погоди-ка, ваша бедная мама до каких пор собирается жить на этом острове? Чем питаться… Да и вам опасно, пусть и ближайший остров. Вода может и быстро прибыть. Скоро и погода похолодает, осень ведь наступит.
– Меня тоже это печалит. Маме больше некуда идти, – парень погрузился в мысли. В это время в глубине здания, в комнате, где жили младшие мальчики, послышался детский плач, и нянька вскочила на ноги.
– Тетя Клава-а, вы никому не говорите, – думая о том, что не успел сказать все о своей нужде, мальчик высказал просьбу у выходящей их комнаты старушки.
– Верь мне, родной. Это будет наша общая тайна, – няня, проходя мимо, погладила мягкой рукой торчащие, как у ежика, русые волосы мальчика.
***
– Вставай, бичиха! – испугавшись грубых слов, спящая женщина откинула латаное покрывало и села на постели. Проснулась и огляделась по сторонам. Она поняла, что сидит не на скамейке вокзала, как ей привиделось во сне, а на матрасе, постеленном на дощатом настиле в темном шалаше. Было очень тихо. Где-то далеко грохотал гром. Взволнованная дурным сном женщина больше заснуть не смогла. Сон совсем улетучился.
Она вспомнила тот день, когда вернулась в родную Якутию через пять лет, проведенных в тюрьме за несовершенное преступление. Больше всего она хотела увидеть своих родимых детей. Но решила сначала получить какой-нибудь совет, указания по дальнейшей жизни у сына старшего дяди по отцу, двоюродного брата, с которым вместе выросла в одном дворе. Хоть и стеснялась показаться в культурном семействе и даже побаивалась, но нашла их по прежнему адресу. Дома были брат с детьми. Пакет с гостинцами для своих детей и прочими вещами Фаина оставила на полу у входа. Брат знал о том, что она должна в это время освободиться и не проявил ни удивления, ни радости. Будучи в отпуске, он в переднике хлопотал на кухне за готовкой. Скоро пришла с работы обедать его жена. Только для приличия поздоровалась. На обед съели жирного гуся, привезенного как гостинец с севера поступающим на учебу абитуриентом. Пришедшая чем-то недовольная, хозяйка дома раздражалась по любому поводу. Фаина для вида пригубила чая из чашки, прошла в зал и приютилась на углу дивана, словно боясь кого-то потревожить. Мальчики-подростки по очереди посидели перед компьютером и пошли играть по дому и на улице. Сноха, бухгалтер на большом предприятии, на машине поехала на работу.
Фаина решила показать брату свои бумаги, пошла в прихожую и… не обнаружила там пакета. От неожиданности на мгновение застыла на месте. Там же были похвальные листы, выданные ей за хорошую работу в швейном цеху, и которые могли помочь ей на первое время прокормиться. Брат мог посмотреть на них и что-нибудь посоветовать. Подумав, что может, положили в шкаф, заглянула туда, приоткрыв раздвижные двери. В это время зашла что-то забывшая дома сноха и грубо спросила:
– Что ты там ищешь?
– Ну я… сумку туда… э, полиэтиленовый пакет положила. А его нет…– с трудом выговорила женщина, показывая на угол, где выстроилась разная обувь.
– Что ты там положила, Фая? – накинув полотенце для вытирания посуды на плечи, подошел и спросил брат, чем больше привел её в растерянность.
– У меня был полиэтиленовый пакет. Там все документы. Деньги…
– О, боже! Эй, ты! Здесь пакет стоял, ты его на улицу вынес? – проревел мужчина на вошедшего с улицы сына.
– У-гу, – кивнул головой мальчик лет десяти, единственной обязанностью которого был вынос мусора.
– Иди, занеси обратно! Ты выкинул пакет с документами нашего гостя.
– Тише ты, не ори на ребенка! Если сумка была с такими богатствами, зачем она его бросила, словно мусор, на пол? – вспыхнула женщина. – Тоже мне, гость… Если впредь у каждого проходящего мимо будет пропадать барахло, за которым они сами не следят, то, неужели, мы за это будем всегда получать?!
Скоро мальчик вернулся и виновато доложил:
– Мусор увезла машина. Еще до обеда, говорят.
– Ну и дурень же ты… Хи-хи-хи. Перестарался, – старший сын с издевкой ухмыльнулся в сторону провинившегося брата. Зашел в свою комнату, и оттуда послышался еле сдерживаемый ехидный смех.
– О! – отец обеими руками схватился за голову. – Все документы, получается, с ней уехали и потерялись.
Гостья, которая не знала, как ей быть, испугавшись раздора в семье, топталась на месте, понимая, что это она разворошила осиное гнездо. Ей только и оставалось, что бежать прочь оттуда. Она ведь пришла сюда за советом, а попала в такую беду, что совершенно потерянная застыла на краю улицы.
Вечерело. Не было никаких признаков того, что кто-то её потерял. Женщина в еще довольно опрятном толстом пиджаке и сорочке в клеточку, понурившись, присела на товарный ящик. Усталая от долгой дороги, еще более прибитая тяжелыми мыслями, склонилась к коленям и даже чуть было не прикорнула. Вдруг под домом раздался резкий хлопок, словно что-то взорвалось, и женщина в испуге вскочила на ноги. Там послышались глухие голоса многих людей, и она решила от греха подальше уйти с этого места. На ночь хотела поехать в аэропорт, где всегда было много людей, но денег-то у неё не было. Ближе только автовокзал, если его не перенесли, и она, оглядываясь назад, пошла по улице Шавкунова. Дойдя до вокзала, с надеждой подергала за двери, но было поздно и все они были крепко заперты. Вокруг этого места, еле передвигая ногами, слонялись разные личности опустившегося вида. Тем не менее, они с интересом разглядывали помутневшими глазами нового для них человека. Фигурой больше похожая сзади на сухопарого мужчину Фаина, придавая себе грозный вид, отвечала им дерзким взглядом.
От мыслей о всех своих проблемах у неё очень больно защемило в груди, несколько раз кольнуло в сердце. Так и уснула на ближней к дверям скамейке.
Утром её разбудил властный окрик: «Эй, бичиха, вставай!» – недалеко стояла дежурная милицейская машина. Фаина с мольбой объяснила, что потеряла все документы с деньгами и пришла сюда потому, что ей некуда больше идти. Так как раньше её здесь не видел, милиционер все-таки ей поверил.
В тот день было очень жарко, Фаина сняла толстый пиджак, вывернула наизнанку и собралась подвязать его на поясе. И тут во внутреннем кармане нащупала какие-то бумажки. Когда вытащила, это оказались сотенная и полусотенная купюры. Попыталась вспомнить, когда это она положила деньги в карман. И вдруг поняла, что это подруга, с которой она делила «там» все радости и беды, провожая её в Иркутском порту, перепутала пиджаки и надела её.
Сильно проголодавшись, в киоске у вокзала купила напиток и булочку, чем и подкрепилась. Она очень хотела встретиться с детьми. Зашла в вокзал и, изучив расписание автобусов, заглянула в окошко рядом и спросила стоимость проезда. К счастью, денег хватило ровно. Таким образом, она приехала сама как есть, без вещей, с пустыми руками к детям. Больше всего её огорчало то, что приехала без подарков, ей было так жалко детей. Злилась на себя за то, что не сразу к ним приехала, а остановилась у родни, и где получила такой «урон». Разбуженная тяжелым кошмаром женщина так и лежала, вспоминая о прошлом. Крепко привязала себя к цепи тянущихся друг за другом мыслей.
С востока нахлынули тенистые темные облака. Со страшной силой громыхнул гром. Крупные, тяжелые капли забили дробь, пробивая левую сторону шалаша.
***
Летний быт детдома протекал без особых изменений. Урожай ягод в тот год был изобилен, работники между основной работой отвлекались на сбор смородины и голубики, и это с какой-то стороны помогало ребятам. Избавленные от постоянного присмотра дети дышали вволю на широком лоне природы, без ограничений купались в прохладной воде и прекрасно провели лето.
В один из таких дней, когда Степка Куклин чистил кроличьи клетки, мальчик, которого все дети звали Буратино, просунул сквозь сетку свой острый нос и торжествующим голосом сказал:
– Кукла, а мы узна-али, куда вы все время пропадаете!
– Уйди! Твое какое дело? – парень замахнулся лопатой на незваного гостя. От этого кроличий навоз попал на кончик носа Буратино. Тот, уходя, что-то со злости бормотал, оборачиваясь на Степу, но он его не слышал.
Любопытный ко всему без меры, с рано начинающими усиками парень по прозвищу Папа Карло с товарищем проследили за Куклиными. Пригибаясь к земле в ямах и ложбинах, прячась за деревьями и кустами, они пошли за ними вслед. Перейдя вброд через протоку, по запаху дыма они легко дошли до места. Прячась за ивняком, Папа Карло увидел, как из шалаша вышла женщина с мальчишечьей фигурой в накинутом на плечи черном пиджаке и поцеловала в лоб Серегу со Степкой.
– Деточки мои, как я по вам соскучилась. Когда же мы будем жить вместе, – четко услышал из-за густых ветвей ивы соглядатай.
– Мама, тетя Клава отправила тебе поесть и кое-какую одежду. Там еще письмо, – протянул младший из сыновей принесенную им сумку.
Получив от доброй детдомовской няньки подарки и письмо, женщина очень взволновалась. Прочитав письмо, заплакала в голос.
– Есть еще на этом свете люди, которые понимают и жалеют нас… Ыы-ыы-ы…
– Мама, успокойся. Тебе надо только эту зиму где-то перезимовать, следующим летом я закончу девятый класс и буду работать. Возьмем Степку из детдома к себе и будем жить вместе втроем, – Серега, готовивший дрова, подошел и попытался успокоить мать. – Мы вырастем и обязательно станем работящими, хорошими людьми. Никому тебя в обиду не дадим.
Так они долго сидели, обнявшись втроем, то успокаивая друг друга, то вновь пуская слезу, в конце мечтая о светлом. Открывшие тайну «следопыты» долго там не пробыли. Двигаясь от тальника к тальнику, побежали в сторону протоки.
– Эй, а твоя мама приходила когда-нибудь в детдом повидаться с тобой? – с малолетства воспитывающийся в детдоме Папа Карло спросил у шедшего разбрызгивая холодную воду ногами товарища.
– Нет. Не приходит. И не придет. Она предпочитает пить, – сурово ответил тот.
– А я маму совсем не помню. Она рано умерла. Старая бабушка привезла и сдала меня сюда.
Перебравшись на другой берег, парни сели на песок. Из ближайшего залива вспарили чайки и полетели над водой, чуть не касаясь её крыльями, дерзко смотревший из-под высокого лба парнишка бросил в них камень.
– Что ты делаешь! Можешь в их мать попасть, – тут же осадил его Папа Карло.
– Пусть! – парень схватил камень еще больше размером и снова кинул в чаек. Распуганные обиженными судьбой благородные птицы полетели в сторону южного острова.
***
Кажется, еще в начале семидесятых годов… в этом крупном улусе был организован и работал так называемый Лечебно-трудовой профилакторий, в котором лечили с привлечением к принудительному труду пьющих граждан. Со всей просторной Якутии «сметали» в него метлой людей со сломанной алкоголем жизнью. В это самое время Данила, приехавший с южных краев работать на золотой Алдан не поладил с начальством и остался без работы, и жизнь у него пошла по наклонной. Не исполнив мечту «поправить положение на золоте», молодой человек потерял душевное равновесие и испортился характером. Встретив начальника прииска в одном из баров, чуть не схватил его за грудки. По совершенно незначительному поводу маленькому человеку быстро указали на его место. В том самом ЛТП он полностью отсидел положенный срок, но почему-то не стал возвращаться на родину. И на Алдан тоже не вернулся. Может быть, берега Лены ему стали так же близки, как и родной ему Дон…
Данила прибился к живущему на берегу реки одинокому старику, стал ему вместо сына, похоронил достойно безродного старца и остался в его доме вместо хозяина. Устроился сторожем в какое-то учреждение и впоследствии даже был удостоен похвал. Летом ловил рыбу, безупречно вел унаследованное от старика хозяйство. Держал кур и кроликов, а с тех пор, как начал продавать картошку, расширил посевные площади. Пробовал содержать и коз. Одного ему не хватало – он так и не женился. Не нашлось женщины, которая была бы ему по душе и сердцу. Хотя ему и было за шестьдесят, но до сих пор сваты и свахи, у которых в прежнее время «не были оценены труды», временами давали о себе знать, предлагая ему пару из засидевшихся в девках или овдовевших женщин. Но все это оказывалось пустыми хлопотами без результата, отчего они только вновь испытывали досаду. Несколько лет назад, по наущению какого-то озорника, когда уже падал зимний снег, к нему заявилась одна фифа с размалеванным лицом, в капроновых чулках, ступая на высоких и тонких, словно гвозди, каблуках, одетая в видимость короткой юбчонки и тонкую, словно молочная пенка, куртку, она силой стала навязываться в жены, чтобы жить с ним. Видимо, надеясь на то, что позарятся на её молодость, хотела перекантоваться у него до теплых деньков, и Даниле с большим трудом удалось выпроводить эту «муху-цокотуху».
Каждое лето выше того места, где он ставил сети, детдом из ближайшего поселка вывозил детей на дачу. Здоровенный, рослый мужчина нагружал полную лодку своих снастей и устраивался в палатке на мысе острова, рыбачил, собирал лук. Детдомовских детей манила зелень этих просторов, и они расширяли область своего обитания. Бывали моменты, когда уводили Данилину лодку то на тот, то на этот берег. После некоторых разбирательств не без ругани пришли к какому-то согласию. Он угощал их насаженной на сырые тальниковые рожны печеной рыбой. Если улов был щедрый, отправлял их с гостинцами. Из парней больше всех к нему тянулся Серега Куклин. Да и Данила выделял из всех этого с обстоятельной речью и всегда держащего свое слово мальчика.
В то лето, рыбача с палаткой, Данила узнал, что он на своем острове не один. Он увидел, что на восточном краю острова обосновалась в шалаше какая-то женщина и это ему не очень понравилось. Для косаря здесь не было поляны даже с загон для скота, а для собирателя лука то растение давно одревеснело так, что и в рот не положишь.
В один из вечеров Данила собрался поставить сети на западной стороне острова и поплыл туда. Огибая островной мыс, он попал в момент, когда та незнакомая женщина пришла к берегу искупаться. От неожиданности женщина прикрыла свои груди и, словно испуганный горный баран чубуку, стремительно взбежала по высокому склону. Даниле самому стало стыдно от того, что увидел недозволенное. В растерянности он не знал, в какую сторону ему плыть. Наконец, энергично взмахивая веслами, также во мгновение ока исчез за песчаным мысом.
Скоро от детдомовских детей он узнал, кем является эта женщина, в одиночестве ютившаяся в шалаше на острове.
***
О том, что мама Куклиных после освобождения из колонии, чтобы быть ближе к детям, живет на острове, знали в детдоме все, кроме отдыхающего в Сочи директора. Понимая проблему Серегу со Степкой, некоторые дети сами вызывались подменить на дежурствах и отправляли их к матери, оставляли из своей пищи и силой им отдавали.
Под нескончаемыми длинными дождями милое лето быстро прошло. Солнечное тепло оскудевало на глазах. Учебный год близился, и вплотную подошло время, когда детдом должен был переехать с дачи в поселок. Погода заметно похолодела. Серегу со Степкой тревожило то, что матери некуда больше деваться. К несчастью, единственный человек, который мог бы помочь советом и на которого очень надеялись, тетя Клава, тяжело заболела. Больная никого не узнавала, и в таком состоянии через несколько дней её отправили в городскую больницу, о чем дети узнали от работников. Мальчики были опечалены тяжелым недугом дорогого им человека.
Мама Куклиных без всякой определенности говорила: «Если вы переедете в поселок, я тоже где-нибудь пристроюсь… чтобы не так далеко было». Дети ничем не могли ей помочь и от этого их тревоги только росли.
– Мама, а если я дядю Данилу попрошу? – дошедший до отчаяния Серега ухватился за последнюю надежду.
– Ну что ты, родненький, кто я ему, чтобы он меня в дом пустил… А если узнает, откуда я приехала, то лучше и не спрашивать. Не надо, – помотала головой мама, занятая латанием штанов младшего сына.
Снова все трое погрузились в тяжкие раздумья. На следующий день Серега с твердым намерением отправился пешком вдоль берега в Верхний Бестях к Даниле. Старый дом с облупленной со всех сторон обмазкой он нашел быстро, так как до этого там бывал. Данила сидел у входа и выщипывал пойманную собакой курицу. Ругался, что это не первая, с которой разделались бродячие собаки. Обрадовался, когда увидел, что парень принес свежие тальниковые ветки для кроликов. Зашли в дом попить чая, и мальчику не оставалось ничего другого, как высказать ту просьбу, с которой пришел. Услышав её, Данила почти час не давал ответа, сидел перед печкой и одну за другой выдул три папиросы. Сам познавший в жизни все её горести, он, конечно, жалел их в таком несчастье, но понятно было, что не так просто ему согласиться взять в дом человека, с которым даже словом никогда не обмолвился, да еще и женщину, мало того, прибывшую из колонии.
– Дядя Данила, прошу тебя. Как-нибудь приюти на девять месяцев, – как известно, горемычный говорлив, мальчишка с упорством повторял свою просьбу. – Мама работящая, она все умеет. Честная, жалостливая. Во всех заботах будет тебе помогать. Как-нибудь, может, даже в этом курятнике, пустишь пожить? Девять месяцев. А потом мы все отсюда уедем. Что-нибудь да придумаем.
– Ну как же это… – Данила помотал головой с редкими поседевшими волосами. – Нет, нет.
Услышав отказ, парень, придавленный тяжелыми мыслями, не смог сдвинуться с места, словно прибитый гвоздями. Старые часы на стене, на которых и цифры были почти не видны, тикали так, что в ушах мальчика слышалось одно и то же: «Нет, сказал. Нет, сказал. Нет, сказал».
– Мне надо собрать сети. Да и вода сильно спала, – нарушил нависшую тишину Данила. Поднял со стула грузное тело, снял развешанную для сушки над печкой одежду и оделся. Неторопливо собравшись, дал мальчику нести весла, и они пошли вниз к реке. Без слов сели на берегу вдвоем в лодку.
Через два дня мальчики с двумя котомками вещей привели мать, которую никто и нигде в этом мире не ждали, к Даниле в квартиранты.
Мать парней, Фаина, женщина среднего роста, в молодости была в полном теле. А теперь её телосложение можно описать словом «жилистое», хотя оно вряд ли подходит к женщине, но, хочешь не хочешь, вернее не скажешь. Самое приметное в её внешности – родинка на лбу. Из-за неё в школе её прозывали индианкой, что, впрочем, для девочки звучало, скорее, как комплимент. На концертах Фаина цепляла на себя множество блестящих бус, обматывалась красным шелком, накрашивала лицо и очень любила танцевать индийские танцы. На сцене она выглядела краше, чем есть, и ребята тайком заглядывались на неё, засыпали записками с предложениями дружбы.
Дарившая все надежды на счастье и радость юность давно уже прошла. От той очаровательной внешности у неё осталась только та самая родинка.
Из всех прожитых ею на свете почти сорока лет жизни добрая половина прошла в тяжелых испытаниях. Цепь несчастий сокрушила её судьбу, были моменты, когда её оставляли силы, чтобы все это вытерпеть. Но с тех пор, как оказалась рядом с детьми, она, прикусив губы, ждала от жизни только добра. Главное, что сыновья приняли её. Ей, оставшейся между небом и землей, до поры до времени нашли этот приют, сумев упросить хозяина.
На десятый день совместного проживания хозяин начал уборку картофеля. Хоть и не было ни просьбы, ни приказа, но имевшая спальное место за печкой женщина наравне с ним принялась за работу. Она втихую следила за Данилой, словно боялась ненароком вызвать его недовольство или гнев. Так они за три дня без разговоров выкопали с половины пашни около тридцати мешков. Данила собрался переложить очищенную от грязи и просушенную в кучах картошку в погреб. И за этим делом отступился на лестнице и сильно повредил кость на голени левой ноги. Похожего на медведя пожилого человека худощавая женщина вытащила из погреба и сама, как умела, наложила шину. К счастью, в это время к нему зашел товарищ и вызвал «Скорую помощь», которая отвезла раненого в больницу. В машине Данила попросил того человека убрать оставшуюся половину пашни. Но давший слово Даниле товарищ так и пропал, только после того, как Фаина все сделала сама, приезжал и спрашивал, как обстоят дела.
Почти через месяц похудевший до бледности Данила на костылях вышел из больницы. Открыв двери в сенях своего дома, сразу заметил, что там все убрано и приведено в порядок. В доме женщина-квартирантка штопала старую скатерть. Печь и стены посветлели, раскинутый по всем углам мусор был убран, казалось, что в доме стало просторнее и даже воздух в нем чище.
За чашкой чая в нескольких словах хозяин рассказал о больнице, о том, что кость на ноге теперь на металлических скобах, о боли, которая пронизывает до самого нутра. Приоткрыв крышку погреба, удивился:
– Ты смотри, как много?! После меня, сколько вы это выкопали? Архип количества не знал.
– Около сорока мешков выкопала, – все-таки посчитала нужным сообщить хозяину о том, что работала одна. – Этот человек появился только после окончания уборки.
– Ну, мерзавец! Словно в чем-то его заслуга, еще и на вознаграждение какое-то надеялся, придя в больницу, – разочаровавшись в друге, старик сквозь зубы плюнул на жестяную крышку печи. – Глаз положил на мои старые сети. Семь раз я тебе их подарю, мошенник!
***
Как в закрытом учреждении, в детдоме существует строгое требование, чтобы для выхода из его двора даже по незначительному поводу дети должны получать разрешение у воспитателей. Серега думал о матери. На чужой земле, у одинокого мужчины, Данилы, который ей никто, как она там живет, ладят ли они там или нет…
В один из выходных Серега, как только проснулся, тут же решил обязательно повидаться с матерью. Денег на автобус не было, поэтому вознамерился идти пешком низом, по реке. Расстояние было меньше десяти километров, и он, больше бегом, ближе к обеду добрался до Верхнего Бестяха. Убиравшаяся в крольчатнике Фаина, увидев сына, от радости и волнения выронила ведро с мусором. Обняла и поцеловала в лоб. Рассказала о том, что Данила получил увечье и лежит в больнице, о своих ежедневных заботах. Уплетая жареную яичницу и картошку в мундире, Серега заметил, что мама имеет усталый вид, а кожа на её разъеденных известкой пальцах пересохла до того, что сочилась кровь, ему стало так её жалко. Для младшего, Степки, Фаина отварила немного яиц из полного ими бака, сообразила небольшой гостинец. Лохматые волосы Сереги, намачивая водой, аккуратно постригла.
После этого Серега еще один раз приходил проведать маму. Данила вышел из больницы и сидел перед печью, выстрагивая себе из здоровенной палки трость.
– Привезли короткую трость, одна беда с ней. Хожу, сгорбившись, спина уже болит, – строгая дерево, пожаловался хозяин. – Серега, какие новости? Как учеба? Как брат?
Парень рассказал о детдомовском житье-бытье, о том, что из двадцать восьмой городской школы приезжала команда на спортивные соревнования. В это время, закончив работу по хозяйству, зашла Фаина, и Данила обратился к ней:
– Снег во дворе уберу сам. Слишком все на тебя взвалил. Это не дело.
– Кстати, совсем забыла. Утром мимо проходила девушка-кассир с твоей работы и кричала: «Пусть принесет бюллетень, и еще сообщит, будет ли дальше работать сторожем или нет».
– Ну вот, стариком уже считают, хотят, чтобы уволился. Бюллетень пока не отдам, врач все время продлевает… – сказал Данила.
Видя, что они беседуют вполне мирно, и что мама держится хозяйкой в доме и все в нем содержится в порядке – и шкаф, и холодильник, и посуда, – Серега успокоился. И во внешности мамы замечалось, что её не сковывает, как прежде, неопределенность положения.
От всего этого у мальчишки отпустило в душе, и он с легким сердцем вернулся в детдом.
***
Праздник Нового года – долгожданный и радостный для всех, детдомовские дети в эти дни без меры лакомились конфетами да пряниками. Тумбочки были переполнены новогодними подарками. Всю эту радость им дарили школа, профком цементного завода, а кроме того, разные спонсоры, приезжающие из города.
В тот день Серега почему-то ходил немного опечаленный. Это не из-за того, что в табеле появились две тройки, и не из-за того, что за девочкой, с которой он хотел подружиться, начал ухаживать другой мальчик. Из-за другого. Но из-за чего, он и сам не знал. К другу, с которым он неразлучно жил вместе в одной комнате несколько лет, приехали на машине родственники из улусного центра и увезли с собой на длинные каникулы. В такие моменты всегда бывает, что стоящие на крыльце дети с завистью провожают глазенками уезжающих, и их души охватывает грусть. Серега тоже позавидовал другу, который махал ему рукой с заднего сиденья машины. После этого ему делать было больше нечего, и он зашел в свою комнату и лег. Скоро самая звонкоголосая в детдоме девочка взбежала по лестнице с нижнего этажа и только начала было кричать: «Куклин, Куклин!», как его опередил прибежавший следом мальчик: «К тебе пришли-и!» Не давшего сказать радостную новость мальца девочка на правах старшей сестры в шутку схватила за шею и наклонила к полу. Серега вскочил на ноги и побежал вниз, у входа его ждали мама с Данилой. Младшего Куклина две девочки его возраста тоже поймали где-то наверху и вели, заломив обе руки за спину и безудержно смеясь.
Женщина в возрасте, которая летом на даче работала воспитателем, долго тянула с вопросом разрешения, в два-три места звонила по телефону и, в конце концов, взяв с каждого по расписке, отпустила мальчиков.
Дом Данилы не сравнить с тем, каким он был в прошлом, до того стал чистый, сразу бросалось в глаза, что здесь приложила руку чистоплотная хозяйка. Дом был построен еще во времена стремительных перемен, когда свет новой жизни боролся с темнотой, и со всех сторон имел окна, на которые были навешаны новые занавески в мелкий цветочный рисунок. На каждую полку шкафа были наклеены вырезанные из чайной фольги кружева, Серега смотрел на них и вспоминал о прошлом. Такие же украшения, когда они были маленькими, были и на их шкафу.
На ужин были поданы сладкий пирог, копченая рыба, жареная картошка со свининой. В нише буфета на столешнице пристроилась вместительная бутыль, в которой Данила в молодости готовил брагу, а сейчас Фаина наварила морса. За столом Серега перехватил обращенный к Даниле вопросительный взгляд матери. Тут же он смутился, не понимая смысла бессловесного разговора взрослых, и отвел глаза в сторону брата, уплетавшего сало.
В это время мама, одетая в толстый, очень ладно на ней сидевший зеленый халат, поднялась со стола и на левой половине дома чем-то долго шуршала. Скоро вышла с двумя пакетами и вручила их сыновьям.
– Вот… с Новым годом. Это вам от дяди Данилы, – тихо, со смущением произнесла она.
– От мамы… от нас, – поправил её Данила. Младший сын развернул хрустящую упаковку, там оказались джинсы темно-синего цвета и куртка с блестящими пуговицами-кнопками по всем карманам и рукавам.
– О-го! – Степа сам был ошарашен таким подарком. Примерил к груди вытащенную куртку. – Теперь у меня будет крутой вид.
Подарок для Сереги был такой же, только светло-синего цвета. В школе ребята из поселка щеголяли в фирменных джинсах, и детдомовские всегда смотрели на них с завистью. Серега про себя попытался прочесть иностранную надпись на пришитой к карманам брюк эмблеме с орлом. Кивком головы поблагодарил Данилу.
Раньше у обросшего бородой Данилы лицо всегда выглядело плохо помытым. А в этот раз, хоть и его чисто выбритый подбородок отдавал синевой, бросалось в глаза, что он выглядит помолодевшим. В тот вечер мальчики поняли, у что мамы с Данилой начались другие отношения. Но никому из них это не показалось неуместным. То, что их мать нашла себе пару в виде старика намного старше возрастом, не показалось им достойным осуждения или недовольства. Напротив, они были рады, что человек с доброй душой станет верным другом, надежной опорой, крепкой стеной для них.
На длинных каникулах ребята по очереди ходили с Данилой в учреждение, где он работал охранником, помогали ему. Таскали мусор, чистили снег, с большой пользой провели время.
– Потерпите полгода. Серега, тебе лучше оканчивать девятый класс в своей школе. А следующим летом приедете… насовсем. Будете учиться в здешней школе, – сообщил им Данила в день, когда у ребят закончились каникулы и они уезжали. – O, yes! – младший по обыкновению открыто выразил свою радость. Повертел затылком, следя за выражением лиц брата и мамы. – Значит, мы теперь… можем всегда приходить сюда как домой?
– Не как. Теперь ваш дом здесь. Будем жить вчетвером вместе, – Данила не сожалел, что по такому случаю ему пришлось так просто сказать о том, что собирался серьезно и обстоятельно объяснить.
Мать, которая внутри сама стеснялась подрастающих сыновей и сидела в напряжении от такого разговора, поняла, что дети приняли Данилу. Прячась за пузатым самоваром, украдкой смахнула выступившую слезу.
Стоящий на отшибе дом, на взгорке, на который летом можно было взобраться по каменным ступеням, а зимой напоминавшем белоснежную гору, соединил два сердца, в прошлых жизнях получивших столько ударов, и никто не стал препятствовать их совместному решению.
***
– Тетя Клава! – в улусном стационаре проходящий по коридору подросток, только увидев её, окликнул еле передвигающуюся на тросточке старушку. – Тетя Клава, это ты? Здравствуй!
– Погоди-ка… Серега? Голубичные глаза! – с удивлением и радостью пожилая женщина узнала воспитанника, которого не видела почти год.
– Тетя Клава, ты, оказывается, здесь… – мальчик не нашелся, что сказать. – А я пришел сюда повидаться с матерью.
– Твоя мама здесь? В какой палате?
– Здесь. На том конце… в пятой, – показал парень рукой.
– В пятой палате? Так и я там лежу, – удивилась старушка.
Удерживая за локоть подвязавшуюся поверх синего жакета как пояс толстым платком сутулившуюся старушку, Серега повел её к пятой палате.
Когда вошли туда, Фаина, повязавшая венцом на голову белый платок, приводила в порядок свои вещи на тумбочке.
– Ну я и старушка, только вот вышла, и тут же нашла своего ребенка, – звонко возвестила бабушка со входа.
Лежавшая на стоящей справа кровати лицом к стене женщина недовольно цокнула языком.
– Ты бы встала и взбодрилась. Спать днями и ночами вредно, тебе вчера только врач об этом говорил. Ненависть к людям, пренебрежение к ним, не думаю, что доведут до добра. Человеку надо быть человечнее, – старушка не ругалась, а как мирный совет упрекнула всегда всем недовольную молодую женщину. – Ну и мы не можем все время отмалчиваться…
Передавая матери принесенные продукты, Серега показал на бабушку, которая сама была рада познакомиться:
– Мама, это же тетя Клава.
– Ах… Клава?! – Фаина от неожиданности двинулась было вперед, но остановилась. – Клава-а, вот и встретились… Я всегда думала о тебе, как же я была благодарна тебе.
– А я… Даже когда лежала в городской больнице между жизнью и смертью, и то были дни, когда вспоминала и тревожилась за вас. Но я была так слаба, – старушка, словно в чем-то была виновата, села напротив на изголовье своей кровати. Серега в нескольких словах рассказал про школу, о том, что на Степу несколько раз устраивали засаду и валяли в снегу несколько парней, отняли перчатки, а перестали только тогда, когда в дело вмешался Данила. Упомянул и о том, что время от времени созванивается по телефону с друзьями в детдоме.
После ухода парня соседки немного вздремнули. К третьей женщине пришел муж, и она долго отсутствовала в комнате.
На третий день их знакомства старушке сообщили, что она прошла полный курс лечения и её выпишут домой. «Мне и лекарства уже не помогают. Вот и…» – старушка, которая была не против полежать еще, после того, как ушел врач, обиженно склонила голову. Собрав вещи, пока за ней не приехала дочь, попила с Фаиной чая. Попробовала рыбы, которую приготовил и отправил Данила. «Вот так, голубушка. Сложные времена могут чем угодно обернуться в твоей жизни. В любом случае думай о детях. Ребенок без присмотра и поддержки может ко всякому пристраститься. Так что, держись. Твои сыновья очень ждут и надеются на тебя», – бабушка Клава без остановки сыпала советами, на что женщина совсем не обижалась, только тихо кивала, откидывая со лба спадающие волосы.
Фаина с тоской смотрела вслед доброй старушке и навсегда запомнила её советы.
***
Незаметно текли годы. Степе с малых лет учеба давалась трудно, и он закончил обучение после девятого класса. Школа направила его на обучение рабочей профессии. Мать не захотела отправлять одного в большой город не окрепшего разумом подростка, и поэтому четырнадцатилетний парень остался дома. Везде следовал и помогал Даниле. В это время, достойно отслужив, вернулся с армии Серега. В то же лето поступил на учебу, о которой мечтал, на инженера-механика. С братом-студентом отправили и младшего обучаться на слесаря. Парень с общительным характером мог пристать и к дурному. От этого спасло то, что он еще с детдома привык к тому, что старший брат держал его в узде. Серега и сам не спускал с него глаз.
Когда все идет как должно, и время летит незаметно. Степа раньше старшего брата получил профессию, хорошо зарабатывал и стал важным человеком, мог даже помочь студенту деньгами.
За время учебы Серега обрел одного искреннего друга. Он хорошо ладил с техникой, и легко нашел себе место в крепко стоящем на ногах автосервисе. Зная, что Серега хочет устроиться в городе, он сказал ему, что родители согласились бы отдать в долг по сходной цене оставшийся от деда участок в Сайсарах с покосившимся забором и домом-развалюхой. Парень решил посоветоваться с Данилой, который стал ему за родного отца.
– А что если… часть мы оплатим лесом? – перешедший от папирос к трубке Данила почесал лысеющий затылок. – Не упустить бы вам такой случай.
Расчет оказался верным, и Куклины решились купить участок. Пожив в большом городе, изучили жизнь со всех сторон. В своем недоигранном детстве они с завистью смотрели на людей с деньгами и машинами, и это выросло вместе с ними, начиная становиться на ноги, пробовали все приемы, которыми можно было наращивать деньги. Устроились в частную мастерскую и хорошо работали вдвоем. Старший тогда поверил, что брат действительно талантлив в своей профессии. Хозяин тоже хвалил Степу. Парни постепенно задумали организовать собственное дело. С «тощими» карманами дело поначалу казалось непростым, но высокое стремление добиться чего-то в жизни двигало их вперед. Каждый из них понимал, что дурные наклонности могут сокрушить любую судьбу – и это указывало им светлую дорогу.
***
Рассекая вздымающиеся волны, с правого берега Лены две моторные лодки направили носы в сторону острова. Первой лодкой управлял узкоплечий молодой человек с развевающимися на ветру рыжими кудрями и в очках с темными стеклами, Степан Куклин. Сзади него в лодке сидели рядом женщина лет пятидесяти в зеленом платке и накинутой на плечи тонкой черной куртке, и старик с трубкой в зубах.
Другую моторку вел Серега. Он с женой и четырехлетним сыном Данилкой приехали с города на выходные. По пути Куклины заехали в родной детдом и оставили там подарки.
Мальчишка, держась за плечи матери, округляя ротик, кричал: «Деда-а, вот он, твой остров!» – и показывал указательным пальчиком на заросший густым тальником остров. Хоть и ехали поодаль, но бабушка с дедушкой, сердца которых давно уже были завоеваны внуком, услышали, что его звонкий голос что-то прокричал.
Старик, защищая супругу от ветра, укрыл её спину своим широким дождевиком. И добавил к словам внука: «… и бабушкин тоже», – нежно обняв и притянув её к себе за плечо.
Оглядываясь на стремительный бег блистающих на солнце волн реки Лены, они хотели, чтобы их позднее счастье продолжалось долго, вот так, как сейчас, и никогда не заканчивалось.
Перевод с якутского Семёна Феоктистова – Сэргэх Сэмэйя.
